Последний аргумент для эстетика звучит крайне убедительно, но чтобы его проверить, надо в совершенстве владеть арабским, которого не знает подавляющее большинство коренных европейцев. Современная же реальность, как европейского, так и мусульманского миров, как мы видим, крайне далека от описанной в романе утопической картинки. Да и утопия-то эта примитивно маскулинного типа, ориентированная на возрождение дремучего средневекового восточного патриархата с сонмом покорных жен, ублажающих все чувственные прихоти самца-самодура, как правило. Изверившаяся во всем и истаскавшаяся мужская половина западных интеллектуалов, вероятно, теперь мечтает только об этом. А вот об эстетической сути Корана в книге сказано, по-моему, так, для красного словца, ибо герой ее бравирует тем, что эстетический опыт совершенно чужд ему, как, собственно, и религиозный. Тогда зачем, спрашивается, автор связал его с эстетствующим и духовно взыскующим католической религиозности писателем конца XIX в.?
Тем не менее книга — конечно, знаковое явление в современной культуре (посткультуре) Европы. И понятно, не тем конформизмом, который лежит в основе сюжета и характерен для большей части европейской интеллигенции последнего столетия, с покорностью принимавшей и сталинизм, и гитлеризм, и теперь вот готовой принять и какой-то искусственный, придуманный автором ислам, существенно отличающийся от подлинного ислама за возможность иметь трех молоденьких жен и хорошее домашнее питание, но совсем, как мне кажется, иным. Все острее ощущая глобальный кризис Культуры (все-таки думаю, совсем не случайно Уэльбек проводит через весь роман бредущего к католицизму эстетствующего декадента Гюисманса в качестве единственного как бы духовного друга и оппонента своего героя), современная интеллигенция, когда-то составлявшая главную креативную часть Культуры, начинает прозревать причину этого кризиса в глобальном безверии. А так как вроде бы хорошо знакомое родное христианство давно в пух и прах раскритиковано всеми, кому не лень, то и тянутся в поисках опоры для веры к еще незнакомым (а поэтому вроде бы и близким к истине) восточным религиям, прежде всего к ближайшей, уже живущей здесь, дома, в Европе — к исламу.
Если отвлечься от книги, то это — примитивное и бесплодное нео-неофитство. К сожалению, все главные мировые религии уже давно утратили свою актуальность для креативной части человечества, и вряд ли искусственная реанимация и модернизация какой-либо из них может его спасти. Да и Уэльбек сам в эту версию не очень-то верит, ограничивая мечты своего героя об исламском рае приличной зарплатой и спокойной семейной жизнью с тремя молодыми женами из студенток и прекрасно приготовленной этими же женами восточной едой. Вряд ли вот только современных французских студенток, да и вообще европейских женщин такой идеальный рай порадует, но автор исламской утопии обходит этот вопрос стороной. Для него молодая женщина лишь уникальное создание «с тремя дырками» для удовлетворения всяческих сексуальных прихотей мужчины, а слегка поблекшая — просто безобразное скопление увядающей плоти.
Между тем, как это ни парадоксально, книга Уэльбека и размышления о ней неплохо вписываются в пространство Разговора о духе сюрреализма. Нет, это, конечно, не сюрреалистический роман, а даже почти традиционно реалистический, но это такой реализм, который заставляет все-таки, как ни странно, вспомнить и об
На сем хочу откланяться и поблагодарить Вас за импульс к этим размышлизмам.
Ваш
Эстетизм в контексте эстетического опыта
Дорогая Надежда Борисовна,
чтение новой книги Уэльбека побудило меня снять с полки томик Гюисманса и немного полистать его. В свое время этот автор своим излишне акцентированным эстетством, выросшим на базе махрового натурализма, как-то не произвел на меня особого впечатления, как и другие приверженцы эстетства конца XIX в. вроде Оскара Уайльда и других англичан. Правда, Бёрдсли был всегда в этом ряду для меня исключением. Его графика остается выше всяких похвал. Однако профессиональные разговоры последних лет о символизме в рамках «Триалога» уже давно нацеливали нас с Вами (мы об этом не раз говорили) на более внимательное прочтение Гюисманса. Да вот, руки все не доходили. Прогулка Уэльбека по всей своей книге под ручку с ним все-таки сделала свое позитивное дело.