Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая

Думаю, что и Де Кирико, и сюрреалисты «натуралистического» направления подмечали эти намеки на дух сюрреализма у старых мастеров и развивали их в своих работах, усиливая легкие веяния и намеки до мощной сюрреалистической атмосферы. Это подтверждает, в частности, и использование Сальвадором Дали в «Мадонне Порт-Льигата» (см. ил. на с. 363 этой книги) визуальной цитаты из картины «Sacra conversazione» Пьера делла Франческа (1472–1474). Я имею в виду огромную раковину в конхе арки над головой Мадонны, к которой на тонкой золотой цепочке подвешена большая яйцевидная жемчужина (или само яйцо?). Дали только развернул раковину и подвесил ее в пространстве невесомости своей картины. У итальянского мастера она была встроена в конху и имела некое символическое значение. Сегодня же она способствует созданию духа сюрреализма в этой выдающейся картине, что, я думаю, и уловил Дали, позаимствовав эту уникальную визуальную цитату.

Вообще у Пьеро делла Франческа, как и у многих других ренессансных художников, созданию духа сюрреализма благоприятствуют не только своеобразные возвышенно-идеализированные дальние пейзажные планы, но и многое другое. В частности, это и сакральная репрезентативность главных персонажей, и перенесение библейских событий в ренессансные палаццо с особым почти эстетским вниманием к дворцовой архитектуре; облачение евангельских персонажей в роскошные ренессансного покроя одежды. Кроме того, практически у каждого крупного мастера мы обнаружим и некоторые его личные элементы художественного намека на инобытие. Все это вызывает у современного зрителя, хорошо знающего, что собственно изображается на той или иной картине классиков живописи, ощущение сакральности происходящего события, его вынесенности за пределы конкретного пространственно-временного континуума, коррелирующего с земной жизнью. При этом ясность, часто кристальная лучезарность и красота большинства ренессансных изображений поворачивают вектор нашего глубинного духовного внимания не только в вечно длящееся сакральное прошлое, но и в грядущее бытие более высокого уровня духовной организации, т. е. в эсхатологическое инобытие. Высочайшее художественное качество многих шедевров ренессансного искусства, отличающихся особой красотой и возвышенностью, ориентируют наше сознание именно на этот аспект эсхатологизма, который и представляется мне предтечей духа сюрреализма. В качестве примера укажу хотя бы на полиптих св. Антония (из Падуи) Пьеро делла Франческа (1465–1468). Особенно выразительна в нашем смысле его верхняя часть с изображением Благовещения.

// На полях хочу специально подчеркнуть, хотя вроде бы из всего сказанного это и так ясно, когда я употребляю понятие «дух сюрреализма» применительно к творческому наследию старых мастеров, следует представлять себе это понятие в кавычках, так как я имею в виду все-таки не тот полномасштабный дух сюрреализма, о котором писал в предшествующих письмах применительно к картинам собственно сюрреалистов. У старых мастеров его, конечно, нет. Речь идет только о некоем художественном предощущении этого духа, т. е. о таком специфически художественном выражении метафизических основ того или иного изображаемого события, особенно на библейские или мифологические темы, которое сюрреалистами было развернуто в то, что я называю подлинным духом сюрреализма. Речь только о зримых художественных предпосылках его у старых мастеров.//

Еще раз сделав акцент на понятии эсхатологизма, которым я обозначаю преображающий аспект Апокалипсиса, его творчески-катартический характер, я хочу подчеркнуть, что вижу именно его у большинства ренессансных мастеров. Даже в изображениях Страшного Суда у них нет намеков на разрушительно-катастрофический характер Апокалипсиса, который мы обнаруживаем в духе сюрреализма некоторых сюрреалистов. Они фантастичны, иногда символичны, но не апокалиптичны. Зная о сложных и часто трагических духовно-религиозных, социальных, политических коллизиях позднего Средневековья, на которое и приходится художественный Ренессанс, мы с удивлением замечаем, что они не коснулись искусства. Оно смотрит, осмелюсь сказать, в постчеловеческое, инобытийное будущее вполне оптимистично. Сальвадор Дали глубже других сюрреалистов прочувствовал этот художественно-мистический оптимизм классики и поддержал его во многих своих полотнах.

В этом письме я, естественно, не собираюсь перечислять всех любимых нами древних мастеров, у которых усматриваю намеки на дух сюрреализма. Однако некоторые личности никак нельзя обойти вниманием, чтобы быть все-таки более или менее понятым.

Джотто ди Вондоне.

Сон Иоакима.

1302–1305.

Фрагмент росписи.

Капелла Арена (Скровеньи).

Падуя

Джотто ди Бондоне.

Изгнание демонов из Ареццо.

Ок. 1300.

Фрагмент росписи.

Базилика Сан-Франческо.

Ассизи