Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга первая

Помимо общей для Бердяева и Лосева тенденции, связанной со стремлением «реабилитировать» понятие мифа, сделав его вполне совместимым с христианским мировоззрением, следует отметить еще одну родственную черту в их мифологических изысканиях. В известном смысле она является комплементарно-противоположной разработанной ими мистико-символической концепции мифа, восходящей к Шеллингу. Для этого философа мифы повествуют об истории богов. В мифах находят свое выражение тео-и-космогонические процессы. Шеллинг строго отметал всякие иные подходы, ведущие к профанизации понятия мифа, лишению его собственно религиозно-мистического смысла. В этом духе Лосев определял абсолютную мифологию как «религию в смысле церкви»[243]. Иными словами, абсолютная мифология — это «развернутое магическое имя, взятое в своем абсолютном бытии»[244]. Для Бердяева также не подлежало сомнению, что подлинный миф в своей основе повествует о божественно-духовных реальностях. Одновременно оба мыслителя использовали понятие мифа в далеком от религии смысле. По сути, миф снова употреблялся ими в значении «басни», вымысла и фикции. Бердяев признавал наличие антирелигиозных мифов. Однако возникает вопрос: в каком же смысле та или иная идеологическая схема и заведомо ложная научная концепция могут быть подведены под понятие мифа? В каком смысле можно, вслед за Бердяевым, считать материализм «своеобразным мифотворчеством»?[245] Какой смысл имеет утверждение, что материализм «живет мифом о материи и материальной природе»?[246] Такой «миф» не имеет ничего общего с мифом, который, по определению Бердяева, «изображает сверхприродное в природном, сверхчувственное в чувственном, духовную жизнь в жизни плоти»[247]. Бердяев находил за «мифами» материализма и т. п., находящимися в разительном противоречии с его мистико-символическим пониманием природы мифотворчества, отражение + «каких-то этапов в духовном пути человека», хотя они и «не выражают глубоких реальностей духовной жизни»[248]. Несколько позднее в своей книге «О рабстве и свободе человека» Бердяев определял мифотворчество как процесс гипостазирования: «Мы гипостазируем все, что любим, все, что жалеем, неодушевленные предметы и отвлеченные идеи»[249].

В еще более развернутом виде такое расширительное понятие мифа рассматривается Лосевым в его «Диалектике мифа». Лосев открывает наличие определенной мифологии, лежащей в основе новоевропейской науки. Наука «не только сопровождается мифологией, но и реально питается ею»[250]. Такое утверждение перекликается с мыслью Шпенглера о том, что наука всегда связана стеми или иными религиозными предпосылками. Сам Лосев полагал, что в основе новоевропейской культуры и философии лежит «индивидуалистическая и субъективистическая мифология»[251]. С точки зрения Лосева, также вполне возможно говорить о «мифологии электрического света»[252]. «Особая мифология лежит и в основе атеизма»[253]. Такие утверждения не являются случайно вышедшими из-под пера парадоксами, но вытекают, по мысли Лосева, из самой диалектической природы мифа. Философ различал между абсолютной и относительной мифологиями. Последняя «всегда живет большим или меньшим приближением к абсолютной мифологии… и всегда абсолютизирует какой-нибудь один или несколько её принципов».[254] Мифологические образы и представления могут также использоваться в переносном, гротескном, ироническом и прочих смыслах, что делает крайне сложной задачу освободить духовно-религиозное понятие мифа от этих, по сути, посторонних идеологических наслоений.

Сходство взглядов Бердяева и Лосева как на христианскую мифологию, так и на мифологию «относительную», — при всем различии стилей их мышления: строго диалектического у одного и экзистенциально-интуитивного у другого — показывает, что оба мыслителя на разных путях шли к одной цели: выработке понятия мифа, которое отвечало бы новой ситуации в истории европейской мысли. Сама религиозная философия превращается в род мифотворчества[255], способного противопоставить разрушительным тенденциям силу духовного обновления. Однако поздний Бердяев утратил интерес к мифологической проблематике, тогда как для Лосева ее разработка оставалась делом и подвигом всей жизни.

275. В. Бычков

(28.06.13)

Дорогой Вл. Вл.,

текст получил, буду изучать и вскоре собираюсь и встречное письмецо направить. Я начал было что-то про Афон писать — новые впечатления, да здесь такая жара на Москву откуда-то накатила (четвертый день сильно за 30), что мозг стал плавиться и отказался что-либо читать, писать и понимать. Приходится охлаждать его в Москве-реке.

Тем не менее, письмецо начато и в конце концов как-либо завершится.

Рад и Вашей весточке. Жду и текст о каноне.

Дружески Ваш В. Б.

276. В. Бычков

(21–30.06.13)

Дорогие друзья,