Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга первая

Первоначальный смысл слова «демиург» весьма прозаичен. Рискну опять сделать небольшой словарный экскурс, чтобы отдать должное нововведению Платона, сообщившего понятию демиурга глубокий философский смысл. Есть основания предполагать, что уже Сократ использовал это слово для обозначения исполненного мудрости и благости Творца нашего мира. Словарное значение слова «демиург» до обидности прозаично: демиург — всего-навсего ремесленник. Об этом свидетельствуют и составные части данного слова, произведенного от demio— (от прилагательного demios — «касающегося народа» («das VoLk betreffend»), «общественного» («offentlich») и существительного — ergos (производитель, делатель), в свою очередь произведенного от — ergon (дело, работа, труд). Иными словами, демиург — это человек, работающий на общее благо, производитель общественно полезных и значимых вещей. К такого рода демиургам причисляли, например, врачей, а затем в дорических государствах этим словом обозначались администраторы, управители городских дел, так сказать, чиновники. Этот смысловой нюанс не безынтересен, поскольку отмечает в демиургической деятельности ее общеполезный, благостный характер. К эпохе высокой классики слово «демиург» облагородилось и прилагалось более к художникам и лицам возвышенных профессий, тогда как для обозначения обычного ремесленника использовалось словечко banausos. Употребляемое как существительное женского рода, демиургесса означала мастерицу уговоров и женщину, искусную в установлении дружеских связей.

Для Платона Демиург — это благой творец Вселенной. В своей деятельности он более всего напоминает художника, работающего в согласии с парадигмами (божественными образцами). Вначале даже может сложиться впечатление, что речь идет о художнике как таковом. Платон пишет о «демиурге всякой вещи» и только несколько ниже поясняет, что речь идет о божестве. Для моих рассуждений о творчестве по образцам (парадигмам) существенно принять слово «демиург» в чисто эстетическом измерении безотносительно к космогоническим проблемам. Тогда мы получаем следующий материал для медитации: следуя Платону, надо пережить две возможности, возникающие перед творческим сознанием: «Если демиург любой вещи взирает на неизменно сущее и берет его в качестве первоообраза (парадигмы) при создании идеи и потенции данной вещи, все необходимо выйдет прекрасным; если же он взирает на нечто возникшее и пользуется им как первоообразом (парадигмой), произведение его выйдет дурным» (28 а).

Из дальнейшего хода диалога становится ясным, что речь идет не о простом художнике, а о «творце и родителе Вселенной». Платон намекает на мистериальный характер подобных истин. Такого творца «нелегко отыскать, а если мы его и найдем, о нем нельзя будет всем рассказывать». Далее Платон ставит вопрос: «Взирая на какой первообраз (парадигму)», творил Демиург: «на тождественный и неизменный или на имевший возникновение?». Ответ напрашивается сам собой. Разумеется, демиург взирал на божественные парадигмы: «Возникши таким, космос был создан по тождественному и неизменному образцу, постижимому с помощью рассудка и разума» (29 а-Ь).

Дальнейшее обсуждение этого вопроса увело бы меня далеко от цели данного письма. Поэтому, оставляя в стороне рассмотрение космогонических тайн (и таинств), буду называть демиургом не творца космоса, а человека-художника, стоящего перед выбором эстетической парадигмы. Он либо берет в качестве такой парадигмы вечный архетип, либо предпочитает иметь в качестве образца то или иное явление чувственного, преходящего мира. В первом случае, говоря в духе Платона, художественное произведение будет отмечено печатью духовной красоты, в другом, несмотря на определенные технические совершенства, «выйдет дурным».

Следует принять во внимание и третью возможность, когда художник вообще отрицает необходимость следовать какой бы то ни было парадигме (внешнему или внутреннему образцу) и творит мир симулякров (фантазмов). Полный смысл такая позиция приобретает только в рамках современных художественных практик, но предпосылки для создания теории симулякров можно найти уже у Платона, разделявшего «всю область-идолов на две части: с одной стороны, есть копии-иконы, с другой — симулякры-фантазмы» (Делёз). Но если для Платона симулякры не имели никакой цены, то для философов типа Делёза, озабоченных «низвержением платонизма», симулякр является воплощением нового эстетического идеала. В симулякре «таится позитивная сила, отрицающая как оригинал и копию, так и модель и репродукцию» (Делёз).