— Один я не пью, а вот за компанию...
— Я тоже один ни-ни, — сказал Володя. — Нет интересу.
— Ну так как? Зайдем?
Дребезжащая дверь на тугой пружине то и дело хлопала: в магазин входили все новые и новые покупатели. И каждый прихватывал с собой изрядную порцию клубящегося паром холода.
— Я за папиросами... — заколебался Володя.
— У меня есть.
Они вышли из магазина. Метель повсюду намела сугробы. От домов к калиткам тянулись неширокие, расчищенные от снега тропинки. У аптеки вымахал сугроб вровень с крышей. Небо поголубело. Заиндевелая водонапорная башня была окутана испариной. Холод отпустил, и снег под ногами уже не визжал так остервенело.
Дома Артем быстро приготовил закуску: открыл банку шпрот, нарезал розоватого шпига, выставил банку маринованных огурцов.
— Поджарить яичницу с салом? Володя не возражал.
В доме он не был таким самоуверенным, как обычно. Долго у порога обметал бурки, пошаркал подметками по половичку. Повесив на вешалку полушубок и шапку, достал из кармана расческу и завертел головой, разыскивая зеркало.
— Нет, понимаешь, — улыбнулся Артем, хлопоча у стола. — Не обжился еще как следует.
Володя пригнулся у стеклянного буфета, у которого всякий раз прихорашивалась Машенька, и стал водить расческой по курчавым светлым волосам. Потом подошел к картине, хотел было поднять холст, но, взглянув на хозяина, смутился и спросил:
— Можно поглядеть?
Артем кивнул. Володя долго смотрел на портрет, потом восхищенно покачал головой: дескать, ну и ну! Широко улыбнулся и с уважением посмотрел на Артема.
— Здорово похожа... Машка-то Кошкина!
Портрет Гаврилыча — он все еще был незакончен — Артем повернул к стене, и Володя, видевший это, ничего не сказал, но по лицу его скользнула тень.
— Это не Танин портрет,— сказал Артем, сообразив в чем дело. — Вот тут у меня есть наброски... — И протянул альбом.
Володя присел на скамейку у печки и, с осторожностью переворачивая листы, подолгу разглядывал каждый рисунок. Половина альбома была посвящена Тане, а половина — Гаврилычу. Дойдя до него, Володя удивился:
— Гляди-ка, Васька! С топором, с рубанком... С собакой. Нашел кого рисовать!
— Ты его не знаешь, — сказал Артем.
— Ваську-то плотника? Да кто его не знает...
— Я хотел сказать, ты знаешь его лишь с одной стороны...
— Ваську-то? Да его с какой стороны ни поверни...
— Садись к столу... — пригласил Артем, доставая из буфета две рюмки.
Артем разлил в высокие граненые рюмки холодную водку, положил на хлеб огурец. На сковороде шипела и взбулькивала яичница.
— Вздрогнем? — сказал Артем, поднимая рюмку. Тостов произносить он не умел, да и Володя вряд ли удержался бы от смеха, если бы Артем вдруг торжественно и напыщенно произнес: «Я поднимаю эту рюмку за тебя, Володя Дмитриенко! За то, что ты оказался настоящим парнем и спас мне жизнь!»
Они выпили и поставили рюмки на стол. Закусив огурцом, стали тыкать вилками в черную сковороду.
— Как ты попал-то туда? — спросил Артем. — Ну, где я ткнулся башкой в дерево?
— Деда решил проведать... Мой дед-то, Григорий, лесник. От заводского поселка напрямки через лес пять километров всего и будет-то до его сторожки. Идти-то на лыжах можно через Потерянную рощу иль мимо Горбатого карьера. Ну, я пошел через карьер. Тебя-то, может, и не заметил бы — прошел мимо, — да захотелось с горы разок скатиться. Сперва-то я лыжу внизу увидел. Думаю — бросил кто-нибудь. Бывает, сломается одна — другую тоже выкинут... Стал подниматься на гору-то, гляжу, что-то чернеет в снегу, будто рукавица меховая... А это твоя борода торчит. Сначала думал, сыграл ты, парень, в ящик — голова в кровище, и волосы уж смерзлись...
— Из-за какого-то проклятого сучка чуть было жизни не лишился, — сказал Артем.
— Интересно же бывает... — заулыбался Володя. — Сам вдребезги, а галошам хоть бы что... Это я про лыжи. Как в одном анекдоте...
— Про анекдот я слышал, — сказал Артем. — Ну а дальше?
— Дотащил до сторожки, потом за лыжами сходил, а там ты уже и очухался.
Выпили еще. Глаза у обоих заблестели. Яичница со сковородки исчезла, и они вычистили ее хлебным мякишем. Володя вдруг загрустил. Хмуро посмотрев на Артема, сказал:
— Стравил, борода, ты хорошую девку... Где теперь она?
— Если бы я знал, — ответил Артем, которому тоже было невесело.
— Как не знаешь? — удивился Володя. — Она тебе ничего не сказала?
— И даже письма не написала. До сих пор.
— Выходит, стравил девку и бросил?
— Она меня бросила, — сказал Артем.
— Я готов был прибить тебя...
— Камнем в окно? — усмехнулся Артем.
— Что же ты не пожаловался милиционеру Юрке?
— Зачем?
— Дали бы мне пятнадцать суток...
— Не пойму я тебя, — сказал Артем, — то ты готов был прибить меня, то вот от верной смерти спас...
— Валяется человек на снегу без сознания... Так и бросить его там? Пускай замерзает? — удивился Володя. — А ты бы разве прошел мимо?
— Не прошел бы.
— Так чего тогда спрашиваешь?
— Ладно, хватит об этом... Ну а ты как?
— Чего я?
— Ведь тоже ее любил?
Володя налил себе, чокнулся с рюмкой Артема, стоявшей на столе, и выпил. Задумчиво поглядел на огурец, но закусывать не стал.