Три версты с гаком

Мальчишка как-то сразу проникся доверием к своему учителю. Выполнял все его задания. И вот сейчас, рас­крыв альбом, Артем уж в который раз с удовлетворением отметил, что все сделано как надо. Рисунок изящен и вы­разителен.

— Ну что ж, друг мой, — тоном учителя сказал Ар­тем. — Задание можно считать выполненным, хотя ты и допустил ряд неточностей...

Женя с вниманием, достойным прилежного ученика, выслушал все замечания, а потом, перевернув несколько чистых листков, показал еще рисунок.

— Скучно рисовать одни ноги и руки, — сказал он. — К вашим ногам и рукам я приделал туловище и голову... Похоже?

Артем рассмеялся: на рисунке был изображен он. Но как? Тщательно выписанные руки и ноги и резкими сме­лыми штрихами выполнено все остальное.

— Тебе, наверное, скучно заниматься со мной? — спро­сил он.

Женя вскинул на него голубые глаза, опушенные бе­лыми ресницами, и сказал:

— Заниматься всегда, скучно, но ведь надо? А рисо­вать я могу с утра до ночи, и мне никогда не бывает скучно.

— Я напишу в Ленинград, чтобы прислали учебники и книги по искусству живописи.

— Я их должен все прочитать?

— Тебе еще очень много нужно узнать. Считай, чта пока все это цветочки... А теперь пойдем в мастерскую.

— Опять скамейку рисовать? — насупился Женя. — Я лучше кошку или Эда. По памяти.

— Дойдет и до них очередь.

— Ну, чего скамейку рисовать? Она же мертвая... — А ты сделай ее живой.

И, заметив, как мальчишка встрепенулся, а в глазах его засветились два голубых огонька, прибавил:

— Пока будешь писать то, что я тебе предложу.

В мастерской скрипели под ногахми стружки, в углу одна на другой лежали гладкие доски. Артем включил свет, повесил на окно одеяло и разложил два мольберта: большой — для себя, а маленький переносный — для Жени. Потом спустился вниз, принес глиняный жбан из-под мо­лока, кружку и полбуханки хлеба. Все это расставил на табурете и повернулся к Жене:

— Чем не натюрморт? Только прошу тебя, чтобы было полное сходство. Все как есть, понял?

— Понял, — пробурчал Женя, прикалывая кнопками белый лист.

Сделав несколько штрихов, он с любопытством взгля­нул на мольберт Артема.

— А вы кого будете рисовать? Опять дядю Васю?

— Не отвлекайся, — сказал Артем.

Артем купил в сельпо синий жестяной почтовый ящик и приколотил на дверь. У дома сразу стал обжитой вид. На другой же день обнаружил в ящике письмо из Ленин­града. Артем удивленно вертел в руках конверт. Адреса он никому не давал, потому что и сам его не знал. Да потом, когда уехал из Ленинграда, и дома-то еще не бы­ло. На конверте: «Калининская обл. Смехово. Художнику А. И. Тимашеву». Почти по Чехову: на деревню дедуш­ке... И вот дошло.

Вскрыв конверт, прочел: «Правление Союза художни­ков поздравляет вас со знаменательной годовщиной Октября и желает дальнейших творческих успехов и сча­стья в личной жизни!» Внизу мелким почерком приписа­но: «Артем! Куда ты пропал? Появляйся в Союзе, есть новости для тебя. С приветом!»

Артем улыбнулся и засунул письмо в карман. Отошел он от союзовских дел, зато влез по уши в поселковые. Неде­лю проторчал у Мыльникова на заводе. Оформил к празд­нику все как полагается. От имени руководства ему пре­поднесли праздничный набор крепких настоек и велико­лепный графин с красавцем петухом. А вчера закончил праздничное оформление поселкового клуба. Вот они красуются, его плакаты и транспаранты! Когда-то, еще студентом, он зарабатывал себе этим делом на жизнь. Ленинград... Три месяца он не был там. Сейчас в городе туманы и дожди. Даже не дожди, а въедливая водяная пыль. И редко-редко из-за низких дымных облаков выгля­нет хмурое невеселое солнце. В такую пору на Артема накатывалась серая тоска. Уж лучше свирепая буря, на­воднение, крепкий мороз, чем этот неподвижный, серый, пахнущий бензином и ржавеющим металлом, влажный туман. Некоторые художники любили ленинградские туманы и рьяно работали осенью. Артем же слонялся по мрачной, полутемной мастерской, глядел на Литейный проспект, мокрый и унылый, на едва ползущие машины, грохочущие трамваи, на черные раскрытые зонты прохо­жих. Дьявольским огнем загорались в тумане огни свето­форов, с треском сыпались из-под трамвайной дуги яркие искры... Артем смотрел на все это и тосковал. Случалось, встав утром, наспех швырял в чемодан вещи, мчался в аэропорт и улетал куда-нибудь подальше...

В этом году ничего подобного не произошло. Наверное, потому что здесь не было липких туманов, а, наоборот, стояла, как говорится, золотая осень. Каждое утро Артем делал зарядку. Прихваченная ночным морозцем трава хрустела под ногами, ледяная колодезная вода обжигала тело. На крышу детсада повадилась прилетать сорока. Она с интересом смотрела на Артема, хлопала крыльями, скрипуче кричала.