Три недели с моим братом

– Ты замечал, что люди теперь считают, будто мы разбираемся в смерти? Я хочу сказать, когда у кого-нибудь из знакомых умирает родственник, он или она сразу же звонит мне. С тобой такое случалось?

– Очень часто.

– И что ты им говоришь?

– Исходя из обстоятельств.

– А я каждый раз теряюсь. Да и чем можно унять чужую боль? Меня так и подмывает выложить правду: что три месяца ты будешь чувствовать себя хуже, чем когда-либо, и изо всех сил пытаться взять себя в руки. После шести месяцев боль утихнет, но все равно не пройдет окончательно. И даже годы спустя ты будешь с грустью вспоминать о том, кого потерял. И все время скучать по нему.

– Так почему бы не сказать правду?

– Потому что они не хотят правду. Они хотят услышать, что все будет хорошо. Что боль пройдет. Но она не проходит. Никогда. Такое не скажешь, пока душа еще болит. Нельзя сыпать соль в открытую рану. Вот я и говорю им то, что они хотят услышать. – Мика помолчал. – Чему тебя научили все эти потери?

– Нужно превозмогать боль, нужно продолжать жить.

– Согласен. Хотя, знаешь, я бы предпочел усвоить этот урок гораздо позже.

– Я тоже.

– А знаешь, что я еще понял?

– Что?

– Что боль накапливается. Смерть мамы и папы причинила нам большую боль, однако боль возросла экспоненциально потом, когда умерла Дана: мы потеряли не троих людей, которых любили, мы словно потеряли почти все. – Мика покачал головой. – После такого, как ни пытайся справиться, взять себя в руки, казаться благополучным, внутри ты развалина, порой даже не подозревая об этом.

Я пихнул его в плечо.

– Ты снова обо мне?

– Не только о тебе. О себе тоже. Как ты говорил, мы просто по-разному реагируем на утраты.

* * *

После смерти нашей сестры Мика изменился.

Он как будто в одночасье глубоко уверовал в хрупкость жизни и ценность времени и сознательно попытался упростить свою жизнь, поставив себе цель избегать ненужного стресса. Не обращая внимания на общественное определение успеха, Мика начал избавляться от вещей. Жизнь, решил он, нужна для того, чтобы жить, а не иметь; надо ощущать каждый прожитый миг. На глубочайшем уровне он пришел к пониманию, что жизнь может оборваться в любой момент, и лучше быть счастливым, чем все время чем-либо занятым.

Мика устроил распродажу ненужного. За два месяца он продал оба своих бизнеса и перевел все инвестиции в наличные. Продал обе лодки и джип и всецело посвятил себя семье. В телефонном разговоре со мной он объяснил это так:

– Чем больше ты имеешь, тем больше не принадлежишь себе. Я устал от того, что вещи ломаются, и их нужно чинить. Это лишь источник дополнительного стресса. Я устал от необходимости обо всем заботиться.

В конце концов он оставил лишь основное: дом, машина и мебель. После продажи обоих бизнесов у него появилось достаточно денег, чтобы не заботиться о ежемесячных выплатах по меньшей мере несколько лет. Следующие восемь месяцев Мика не делал ничего, что могло бы добавить нежелательного стресса в его жизнь. В какой-то мере он вновь стал тем юношей, каким был в студенческие годы. Летом он ходил в походы и сплавлялся по рекам, а зимой, когда Сьерра-Неваду укрывал снег, катался в горах на сноуборде. Вместе с Кристиной съездил на мексиканский курорт Пуэрто-Вальярта. Потом навестил Коди и Коула на ранчо, вновь начал тренироваться и вступил в лигу мини-футбола. Еще брат взял за привычку как можно чаще видеться со мной. Когда я по делам приезжал в Лос-Анджелес, он прилетал туда, чтобы провести со мной несколько дней. Когда осенью промо-тур по продвижению книги привел меня в Сакраменто, Мика снова приехал ко мне. В декабре, через шесть месяцев после смерти Даны, он, Кристина и их приемная дочь Элли навестили меня в Северной Каролине. Приехал и Боб вместе с Коди и Коулом. Три наших семейства съездили в Нью-Йорк и постояли на вершине Всемирного торгового центра – почти за девять месяцев до уничтожения башен-близнецов.

Позвонив мне в день моего рождения, Мика начал петь, точно так же, как пела мне сестра.

Я слушал с закрытыми глазами и вспоминал.

– Видимо, теперь это должен делать я. По традиции, – сказал он.

Я улыбнулся, скучая по сестре, но испытывая благодарность к брату.

– Спасибо, Мика.

– Не за что, братишка.

Мика изменился и в кое-чем еще. Теперь он ходил в церковь нерегулярно, и со временем его посещения становились все реже и реже. В церкви же он просто сидел на скамье и ничего не чувствовал. После смерти нашей сестры Мика утратил веру.

* * *

Я тоже внезапно уверился в хрупкости жизни и ценности времени. Однако как бы ни были мы с Микой похожи, я отреагировал совершенно по-другому. Я решил, что если жизнь может внезапно оборваться, то нужно быть готовым к любой неожиданности. Я хотел быть уверенным, что моя семья не будет нуждаться, невзирая на обстоятельства. Часики тикали, вынуждая меня поторапливаться, чтобы успеть достичь поставленных целей прежде, чем случится неведомое. Следовало спешить, следовало подготовиться, следовало работать. Следовало действовать.