Три мушкетера. Том первый

 Королева была въ обществѣ своихъ дамъ: г-жъ Гито, де-Сабле, де-Монбазонъ и де-Геменэ. Въ одномъ углу сидѣли ея испанская камерфрау, донна Стефанія, которая послѣдовала за нею изъ Мадрида; г-жа де-Геменэ читала вслухъ, и всѣ слушали со вниманіемъ лектрису, за исключеніемъ королевы, которая, напротивъ, устроила все это чтеніе для того, чтобы имѣть возможность, дѣлая видъ, что слушаетъ, слѣдить за нитью своихъ собственныхъ мыслей. Эти мысли, хотя и позолоченныя послѣднимъ отблескомъ любви, были тѣмъ не менѣе очень печальны. Анна Австрійская, лишенная довѣрія своего мужа, преслѣдуемая ненавистью кардинала, который не могъ простить ей, что она отвергла его болѣе нѣжное чувство, имѣя передъ собой примѣръ королевы-матери, которую эта ненависть мучила въ продолженіе всей жизни, хотя Марія Медичи, если вѣрить мемуарамъ того времени, начала съ того, что склонилась на чувства кардинала, въ чемъ Анна Австрійская до конца продолжала ему отказывать; Анна Австрійская видѣла какъ вокругъ нея падали самые преданные ей слуги, самые довѣренные ей близкіе люди, самые дорогіе ея любимцы. Подобно несчастнымъ, которые сами въ себѣ носятъ столько горя, что приносятъ несчастіе всему, къ чему прикасаются, ея дружба была роковымъ знакомъ, вызывавшимъ преслѣдованіе. Г-жи де-Шеврезъ и де-Верне были изгнаны; наконецъ, и де-ла-Портъ не скрывалъ отъ своей повелительницы, что онъ съ минуты на минуту ждетъ, что его арестуютъ.

 Именно въ ту минуту, когда она была погружена въ свои самыя затаенныя и мрачныя мысли, отворилась дверь, и вошелъ король. Лектриса тотчасъ же остановилась, всѣ дамы встали, и наступило глубокое молчаніе. Король не выказалъ ни малѣйшей вѣжливости и, остановившись передъ королевой, сказалъ взволнованнымъ голосомъ:

 -- Королева, къ вамъ явится канцлеръ, который сообщить вамъ нѣкоторыя мои порученія.

 Несчастная королева, которой постоянно угрожали разводомъ, изгнаніемъ и даже судомъ, поблѣднѣла подъ своими румянами и не могла удержаться, чтобы не спросить:

 -- Но зачѣмъ онъ придетъ, государь? Что такое скажетъ мнѣ канцлеръ, чего ваше величество не можете сказать сами?

 Король, ничего не отвѣтивъ, повернулся на каблукахъ и почти въ ту же самую минуту капитанъ гвардіи де-Гито доложилъ о приходѣ канцлера {До революціи канцлеромъ назывался одинъ изъ первыхъ коронныхъ чиновниковъ, завѣдывавшій юстиціей; у него же хранилась государственная печать.}. Когда канцлеръ вошелъ, король уже вышелъ черезъ другую дверь. Канцлеръ вошелъ, полуулыбаясь, полукраснѣя. Такъ какъ мы, вѣроятно, еще не разъ встрѣтимся съ нимъ въ продолженіе этой исторіи, не мѣшаетъ, чтобы наши читатели познакомились съ нимъ съ этой же минуты.

 Этотъ канцлеръ былъ веселый человѣкъ. Де-Ромъ-ле-Майль, каноникъ собора Парижской Богоматери, былъ нѣкогда камердинеромъ покойнаго кардинала, который его рекомендовалъ его высокопреосвященству, какъ человѣка, вполнѣ ему преданнаго. Кардиналъ повѣрилъ ему и не раскаялся въ этомъ.

 О немъ разсказывали много разныхъ исторій и, между прочимъ, слѣдующую: послѣ бурно проведенной молодости, онъ удалился въ монастырь, чтобы искупить хоть немного грѣхи своей юности.

 Но, вступивши въ это святое мѣсто, бѣдный кающійся не успѣлъ закрыть дверь такъ скоро, чтобы соблазны, отъ которыхъ онъ бѣжалъ, не могли проникнуть туда. Они непрерывно его обуревали, и настоятель монастыря, которому онъ исповѣдался въ этой напасти желая, насколько это зависѣло отъ него, оградить его отъ нихъ, совѣтовалъ ему, чтобы отогнать демона-искусителя, прибѣгать къ помощи веревки колокольчика и звонить изо всѣхъ силъ. И тогда извѣщенные этимъ звономъ монахи, заранѣе зная, что искушеніе осаждаетъ одного изъ ихъ братьевъ, всѣмъ братствомъ станутъ на молитву за него.

 Этотъ совѣтъ показался очень хорошимъ будущему канцлеру; онъ началъ заклинать хитраго духа съ помощью молитвъ монаховъ, но дьяволъ не легко разстается съ тѣмъ мѣстомъ, гдѣ онъ водворился: по мѣрѣ того, какъ усиливались эти заклинанія, онъ усиливалъ свои нападенія, такъ что день и ночь колокольчикъ звонилъ во всю мочь, что указывало на сильное желаніе кающагося умертвить свою плоть.

 Монахи не имѣли ни минуты отдыха. Въ продолженіе цѣлаго дня они только и дѣлали, что поднимались и спускались съ лѣстницы, ведущей въ часовню, а ночью, кромѣ вечеренъ и заутренъ, они должны были еще 20 разъ соскакивать съ постелей и становиться на колѣни на молитву въ своихъ кельяхъ.

 Неизвѣстно, дьяволъ ли оставилъ свою добычу, или монахи устали, но по прошествіи трехъ мѣсяцевъ кающійся снова появился въ свѣтѣ, имѣя за собой репутацію самаго страшнаго бѣсноватаго, который когда-либо существовалъ.