Трактаты. Проповеди

Подлинным знаком Бога в тварном мире стала для Экхарта так называемая тетраграмма, Божье имя из четырех букв «jod-he-waw-he» (****), изучению которой он посвятил п. 143-160 «Толкования на Исход». Неизреченное, непроизводное, вечное, не имя, а «описание имени», так как в нем отсутствует огласовка, с неизвестным значением — интересом к нему рейнский мистик обязан «Путеводителю растерянных» Моше бен Маймона (кн. I, гл. 61-63)... Соглашаясь с еврейским философом в том, что это имя не получено, в отличие от положительных имен, в результате словотворчества от глагольных корней, обозначающих действия Божьи, а даровано через пророка, Экхарт понимал тетраграмму по-своему, хотя, как водится, открыто не противопоставлял свое понимание толкованию Маймонида и всей еврейской традиции. Тетраграмма, по Экхарту, есть явление Божье, его чистейшая эманация в мире тварных вещей. Если рабби Моисей настаивал на непроизводности тетраграммы от глаголов ради того, чтобы вывести ее из множества различных омонимов, которыми Бог определяется положительным образом, причем не по его выступлениям вовне, а в соответствии с его произвольными действиями в мире, то Экхарт, учивший о выступлениях Божьих, не допускал производности тетраграммы от глагольных корней совсем на других основаниях, а именно так же, как не допускал в свою метафизику содетельную и целевую причины, затемняющие процесс формообразования вещей. В силу производности «низшее указывает на естество, очертания, порядок и число высшего, как действие указывает вверх на свою причину», как «вторые звезды» в воздухе, облаках, воде, растениях, на земле указывают на свойство «первых звезд» в небесах. На этом основаны алхимия, геомантия, пиромантия и тайна тетраграммы, каждой из ее букв и означенных ими звуков[1131]. И хотя Экхарт, в соответствии с давней традицией, противопоставляет тетраграмму остальным именам: из 2, 12, 42 букв, «Шаддай», «Адонай», а равно более низким «Сущий», «Милосердный», «Благой», «Щедрый» и «Мудрый», он подводит под них то же эманационное основание, какое подвел под «имя из четырех букв». Последнее выделено лишь чистотой своей производности, по сути же подобно позитивным теонимам. Тем самым Экхарт реабилитирует положительное богословие, которое, впрочем, нельзя сводить ни к «via positiva», ни к «via eminentiae». Такое богословие идет рука об руку с символическим мироощущением и заостряется в имяславии. Перенося принципы эманационизма из учения о бытии в учение о языке, Майстер Экхарт был имяславцем. В его наследии мы, правда, не найдем формулы «Имя Божье есть Сам Бог, но Бог не есть имя Божье», однако его мысль, что «Бог присутствует в образе гораздо более благородным способом, чем образ в Боге»[1132], недвусмысленно подчеркивает однонаправленность связи между Богом и именем, знаком. Сказанное мы противопоставляем основной мысли диссертации В.Н. Лосского, ставившего во главу угла экхартовской доктрины отрицательный метод[1133].

Диалектика различимого — неразличимого; философия Экхарта и «Парменид» Платона