Трактаты. Проповеди

Именно эти доводы Мастер брал за основу, размышляя о природе молитвенного слова. Будучи, казалось бы, не более чем последовательностью звуков, артикулируемых человеком, такое слово обращено к Богу как к своей цели, а потому определено и окачествовано им и, стало быть, не исчерпывается звуковой оболочкой, но содержит в себе нечто от Бога. «Слова молитвы имеют своим предметом Бога, и потому обретают от Него свою видовую определенность», «они по необходимости несут запечатленным в себе нечто Божественное», которое «выражают и сообщают», — и это равным образом распространяется на устное и письменное слово[1112]. Такое слово, как увидим, магично, оно обладает властью и принудительной силой над Богом. Как травы и камни, «слова имеют огромную силу, словами можно творить чудеса. Все слова имеют силу от первого Слова»[1113].

Как известно, в основанной на Аристотеле схоластической традиции форма была лишь одной из четверицы причин. Вкупе с тремя другими причинами: материальной, содетельной и целевой, она образовывала в качестве одного из равноправных принципов строение тварных вещей. Тетрархия причин обычно изъяснялась на примере дома. По отношению к нему камень или древесина выступали в качестве материи, архитектурное решение — в качестве формы, работа строителя — в качестве содетельной причины, а утилитарное назначение — в качестве цели[1114]. Майстера Экхарта не устраивало такое положение дел, и он настаивал на монархии формы, деля причины на две пары — «внутренних» и «внешних», причин — и подчиняя содетельную и целевую формальной причине (пример чему брал у самого Стагирита)[1115]. «Метафизик, созерцающий бытие вещей, — наставляет он в п. 4 «Толкования на Бытие», — ничего не доказывает с помощью внешних причин, скажем, посредством содетельной и целевой причины»[1116]... Подлинной же альтернативой схоластическому учению о причинах стала экхартовская теория приуготовительных и последующих изменений, хотя сам ее автор нигде не противопоставляет ее наследию Аристотеля. В самом деле, и те и другие изменения суть сама форма во временном воплощении, до и после ее моментального возникновения. И если приуготовительные изменения относятся к становлению формы, тем самым подменяя содетельную причину, то последующие — к предельному выявлению формы и связанным с этим выявлением способам прикладного применения вещи, заменяя целевую причину.

Завершая очерк экхартовского учения о форме, следует заметить, что форма понимается в его пределах сугубо динамическим образом. Форма сообщается не одномоментно, раз и навсегда с тем, чтобы далее пребывать, наподобие каркаса вещи, устойчивой и неизменной, но непрестанно в непрестанном же становлении оформляемого. Сама же вещь постоянно бежит от небытия. Ее бытие есть ее постоянное возникновение и высвобождение из объятий «ничто»... Если в представлении Майстера Экхарта Бог был подобен солнечному диску, то истекающая из Бога совокупность форм, благодать, уподоблялась им солнечному светолучению. Что касается вещи, то не высветленной в каждый «настоящий момент» (in disem gegenwertigen nû) ее попросту не существует. «Бог излил в творения вдоволь услады и радости, — говорит мистик в проповеди 41, — но корень всякой услады и существо всякой радости Бог оставил только у Себя Самого. Скажем, вместе с жаром огонь пускает, несомненно, свой корень и в воду, ведь когда огонь уберут, жар все-таки сохранится на какое-то время в воде, а также и в древесине. После воздействия огня, жар останется в них столь долго, насколько был силен огонь. Солнце же освещает воздух и просветляет его, не пуская в него своего корня, ибо, когда солнце заходит, то исчезает и свет. Не иначе поступает с творениями Бог. Он бросает отблеск удовольствия на сотворенные вещи, корень же удовольствия хранит лишь у Себя Самого, потому что желает, чтобы мы были Его и больше ничьи»[1117]. Заметим, что, по мнению Экхарта, огонь, вода, древесина, в отличие от солнца и воздуха, — однородные (соименные) сущности, поэтому воздействие огня в них остается, в то время как солнечный свет исчезает из инородного ему воздуха. Как сияние света в воздухе, «действие благодати есть ее становление»[1118]. В результате истечения форм возникает мироздание: исходно цельное, но подлежащее дальнейшему делению.

Соименные отношения: праведник — Праведность