Трагический эксперимент. Книга 1

«София Августа Фредерика, принцесса Ангальт-Цербстская, будущая русская императрица Екатерина II, родилась в 1729 году. Ангальт-Цербст, как и большинство других немецких княжеств, сам по себе мало что значил на политической карте мира и почти полностью зависел от своего мощного соседа — Пруссии. Зато подобные крохотные княжества были в то время настоящим инкубатором невест для дворов Европы. С одной стороны, статус их правителей позволял их дочерям считаться подходящей партией для европейских монархов. С другой, такие союзы накладывали мало обязательств: слишком ничтожно было значение этих княжеств, так что искать мужей и жён для многочисленных принцев и принцесс там можно было, не втягиваясь или почти не втягиваясь в сложные политические коалиции.

София, видимо, с самого начала была девушкой исключительно амбициозной и волевой. К тому же она была хорошо образованна, много читала и интересовалась философской литературой, что было довольно нетипично для провинциальной немецкой принцессы. При этом она росла в очень небогатой по королевским стандартам семье, и брак с наследником престола, великим князем Петром Фёдоровичем, был для неё колоссальным шансом. Конечно, для европейской лютеранской барышни выход на большую политическую арену огромной, дикой, непонятной страны должен был быть сильным жестом. Но, судя по всему, никаких колебаний у неё не было — наоборот, это было то, к чему она стремилась. При этом надо иметь в виду, что в Россию она отправилась всего в 14 лет, а замуж вышла в 16.

Императрица Елизавета Петровна любила роскошь, пышность, балы с маскарадами и так далее. Так что, оказавшись у неё при дворе, София Августа Фредерика — теперь уже Екатерина Алексеевна — очутилась в условиях, максимально непохожих на ту среду, в которой она воспитывалась. Полунищий лютеранский Цербст на задворках Европы был полной противоположностью огромному ослепительному двору тёти её супруга — самодержицы всероссийской. В своих записках Екатерина позднее писала — и этому, скорее всего, можно верить, — что, едва приехав в Петербург, взяла за правило прежде всего нравиться мужу, затем — императрице, и потом — народу. Судя по всему, в отношении Елизаветы ей это поначалу удавалось.

Про степень близости Екатерины с Петром в начале их брака известно очень мало. Единственный источник — записки самой Екатерины, в которых она утверждает, что супружеских отношений между ними не было. Якобы, когда Елизавета спросила у неё, почему нет наследника, она ответила, что нет причин, от которых он мог бы быть.

От брака Петра Фёдоровича и Екатерины Алексеевны в 1754 году родился сын — Павел Петрович. Ходили слухи о том, что Павел Петрович был в действительности сыном любовника Екатерины графа Салтыкова, которого, чтобы он это не разболтал, отправили в Швецию, а потом в Гамбург. Противники этой версии указывают на большое внешнее сходство Павла с Петром III и на то, что сам Павел твёрдо считал последнего своим отцом и возвёл в культ память о нём. Более серьёзных аргументов нет ни у сторонников отцовства Салтыкова, ни у противников, так что истина неизвестна.

Каковы бы ни были интимные отношения Петра и Екатерины, в царствование Елизаветы Петровны они представляли собой единую политическую силу, долгое время воспринимавшуюся как оппозиция правящей императрице. Особенно сильно это проявилось в годы Семилетней войны. В 1756 году Елизавета резко сменила проанглийскую позицию на профранцузскую и объявила войну союзнице Англии — Пруссии. При этом Двор великих князей, Петра и Екатерины, или Малый двор, занимал отчётливо пропрусскую позицию.

Пётр, тоже проведший детство в немецких землях как Карл Петер Ульрих, сын герцога Гольштейн-Готторпского, восхищался прусским королём Фридрихом II и созданным им военным порядком, для него Пруссия была образцом идеального, правильно управляемого государства. Екатерина состояла в близких дружеских отношениях с английским послом. Она также нашла поддержку у графа Алексея Бестужева, бывшего тогда канцлером Российской империи, и, когда Елизавета тяжело заболела, писала на фронт главнокомандующему армией Апраксину с указаниями не вести активных наступательных действий против Пруссии. Подобный поступок был, по сути, не чем иным, как государственной изменой.

Как только императрица выздоровела, поднялся невероятный скандал. Бестужев и Апраксин были арестованы, Екатерину Елизавета собиралась выслать обратно в Цербст. Но состоялось длиннейшее объяснение, в результате которого ей каким-то образом удалось оправдаться.

Это было совершенно невероятно, учитывая серьёзность обвинений (сейчас ещё известно — скорее всего, Елизавета этого не знала, — что Екатерина к тому же получала деньги от английского посольства). Как происходил их разговор, неизвестно, но совершенно очевидно, что здесь проявилась поразительная способность Екатерины очаровывать людей. Не было ни одного человека, оставившего о ней мемуары, который не писал бы о том, насколько она была очаровательна, насколько умела располагать к себе.