Тотем и табу

Эти правители дикарей наделены могуществом и способностью распределять блага (вообще таково свойство богов), но на более поздних ступенях цивилизации в таких качествах их уверяют разве что самые подобострастные из придворных.

* * *

Кажется явным противоречием, что людям, наделенным такой полнотой власти, требуется тщательная забота, дабы уберечь их от опасностей; но это не единственное противоречие, которое мы встречаем среди первобытных народов применительно к царственным особам. Эти народы считают необходимым приглядывать за своими правителями, чтобы те должным образом пользовались магической силой; никто исходно не предполагает за правителем добрых намерений или совестливости. К мотивировке предписаний табу для правителя тем самым примешивается элемент недоверия. Как говорит Фрэзер, «представление о ранних царствах как о деспотиях, в которых народ существует лишь ради суверена, никак не приложимо к рассматриваемым нами монархиям. Напротив, в них суверен существует ради своих подданных; жизнь его обладает ценностью лишь постольку, поскольку он выполняет свои обязанности и направляет на благо народа течение природных явлений. Как только он терпит в этом неудачу, расточавшиеся ему заботы, преданность, религиозное почитание обращаются в ненависть и презрение; его прогоняют с позором, если вообще оставляют в живых. Сегодня ему поклоняются как богу, а завтра убивают как преступника. Но в этом изменении поведения народа нет ничего от каприза и непоследовательности. Напротив, он ведет себя совершенно логично. Если верховный правитель – бог, он должен хранить свой народ; если же он этого не делает, то должен уступить место более способному. Но пока он отвечает ожиданиям народа, нет предела заботам, которыми тот его окружает. Такой правитель живет опутанный сетями детально разработанного этикета, запретов и предписаний, цель которых состоит не в охране его достоинства и тем более благополучия, а в удержании его от совершения поступков, которые, нарушая гармонию природы, могли бы ввергнуть его самого, народ и весь мир во всеобщую катастрофу. Эти предписания, регламентирующие каждый его поступок, не только не способствуют удобству, но, напротив, донельзя стесняют его свободу и часто превращают саму жизнь его, которую они имеют своей целью сохранять, в тягостное бремя» («Золотая ветвь»).

Одним из ярчайших примеров ситуации, когда священная персона властелина оказывается скованной церемониалом табу, является жизнь японского микадо[122] в минувшие столетия. В одном описании, которому свыше двухсот лет, сообщается, что микадо «не пристало касаться ногами земли, это против его достоинства и святости; если он хочет куда-нибудь пойти, то его должны нести на плечах. Но еще менее подобает ему выставлять свою святую личность на открытый воздух, и солнце не удостаивается чести сиять над его головой. Каждой части его тела приписывается такая святость, что ни волосы на голове, ни борода, ни ногти не могут быть острижены. Впрочем, дабы он не сделался чрезмерно грязным, его моют по ночам, когда он спит; считается, что снятое с его тела в этом состоянии как бы украдено, а такого рода кража не умаляет его достоинства и святости. Еще в более древние времена микадо полагалось каждое утро в течение нескольких часов сидеть на троне с венцом на голове, неподвижно, словно статуя, не двигая руками, ногами, головой или глазами – вообще никакой частью тела; лишь так он мог, по верованиям, сохранять мир и спокойствие в своем царстве. Если он, к несчастью, поворачивался в ту или другую сторону, если надолго обращал свой взор на какую-то отдельную часть царства, боялись, что случатся война, голод, пожары, чума или какое-то другое великое бедствие, которое опустошит страну»[123].

Некоторые табу, налагаемые на правителей среди варваров, живо напоминают те ограничения, которым подвергаются убийцы. «В местечке Шарк-Пойнт, рядом с мысом Падроне (Нижняя Гвинея), один в лесу живет вождь-жрец Кукулу. Прикасаться к женщине или покидать свой дом он не имеет права, он не смеет даже оставлять свой трон и спит на нем сидя, потому что стоит ему лечь, как тут же вместе с ним уляжется ветер и прекратится судоходство. Он управляет бурями и вообще поддерживает равновесие в атмосфере». Тот же автор пишет о Лоанго (в той же части света), что «чем могущественнее правитель, тем большее число табу он должен соблюдать»[124]. Наследник престола с детства связан этими условностями, они множатся по мере его взросления и к вступлению на престол уже попросту душат.

Здесь неуместно – и потребовало бы длинных рассуждений – вдаваться в более подробные описания табу, связанных с царским и жреческим достоинством. Отмечу лишь, что главную роль среди них играют ограничения свободы движения и пропитания. Правда, два примера церемониальных табу у цивилизованных народов, стоящих на гораздо более высокой ступени развития, покажут глубину влияния древних традиций на общение с этими привилегированными лицами.