Тотем и табу

Обратимся к другим группам предписаний табу. Ограничения для победителей-убийц встречаются необыкновенно часто и по большей части крайне суровы. На Тиморе (ср. приведенные выше обычаи примирения) человек, который возглавлял военный поход, не может сразу вернуться домой. «В его распоряжение предоставляется особая хижина, в которой он с целью телесного и духовного очищения должен провести два месяца. В этот период он не имеет права ни навещать жену, ни прикасаться к пище своими руками; кормить его должно другое лицо» («Золотая ветвь»[117]). У некоторых племен даяков мужчины по возвращении из успешного похода вынуждены несколько дней оставаться в одиночестве и воздерживаться от определенной пищи; им также нельзя прикасаться к железу и общаться с женщинами. На острове Логея возле Новой Гвинеи «мужчины, убившие врага или принимавшие участие в убийстве, около недели должны скрываться в своих домах. Они избегают всякого общения с женами и друзьями, им запрещено прикасаться руками к пище, питаются они только растительной снедью, которую им приносят в особой посуде. Эти ограничения призваны уберечь мужчин от запаха пролитой крови убитого: дикари верят, что в противном случае они заболеют и умрут. У племени туарипи, или моту-моту, на юго-востоке Новой Гвинеи мужчина, убивший другого, не смеет приближаться к своей жене и прикасаться пальцами к пище. Его кормят посторонние, причем особой едой, и эти правила соблюдаются до ближайшего новолуния» (Фрэзер).

* * *

Не стану составлять исчерпывающий список всех правил, примеры которых приводит Фрэзер применительно к победителям-убийцам. Разве что упомяну еще несколько случаев, в которых содержание табу проявляется наглядно или в которых ограничения сопровождаются раскаянием, очищением и другими ритуалами.

«Среди монумбо в немецкой Новой Гвинее всякий убивший врага в бою становится «нечистым», и его называют тем же словом, каким обозначают женщин при менструации и во время родов. На протяжении длительного времени ему надлежит оставаться в мужском доме, а жители деревни собираются вокруг и прославляют его победу плясками и песнями. Он не смеет ни к кому прикасаться, даже к жене и детям, иначе те покроются язвами. Снова чистым он становится благодаря омовению и иным способам очищения» (Фрэзер).

«Молодые храбрецы у натчей в Северной Америке, добывшие свои первые скальпы, обязаны на протяжении шести месяцев соблюдать некоторые запреты. Им не разрешается спать с женами и употреблять в пищу мясо: едят они исключительно рыбу и мучной заварной пудинг… Индеец-чокто, который убил врага и снял с него скальп, месяц носил траур и в этот период не расчесывал волосы, а если ощущал зуд в голове, то почесаться он мог только палочкой, которую с этой целью носил привязанной к кисти руки. Ритуальное оплакивание убитых врагов было у североамериканских индейцев обычным явлением» («Золотая ветвь»).

«Когда индеец из племени пима убивал апача, ему предстояло вытерпеть обряды строгого очищения и искупления. Он держал шестнадцатидневный пост, не дотрагивался до мяса и соли, не смотрел на горящий огонь и не разговаривал ни с одним человеком. Живя в одиночестве в лесу, он полагался на услуги старухи, которая приносила ему скудную пищу. Часто купался в ближайшей реке и – в знак траура – мазал голову глиной. На семнадцатый день устраивался при свидетелях обряд торжественного очищения воина и его оружия. Поскольку индейцы пима воспринимали табу на убийства куда серьезнее, нежели их враги, и не откладывали искупления и очищения, подобно прочим, до окончания похода, то их боевитость сильно страдала от такой нравственной строгости – или, если угодно, благочестия. Несмотря на их необыкновенную храбрость, они оказались для американцев неподходящими союзниками в борьбе с апачами» (Фрэзер).

При всем интересе к подробностям и разнообразию обрядов искупления и очищения после убийства врага, пусть даже они заслуживают более глубокого исследования, на сем я прерву их изложение, потому что они не сообщат нам ничего нового; отмечу лишь, пожалуй, что временная или постоянная изоляция профессионального палача, сохранившаяся и до нашего времени, принадлежит к тому же разряду явлений. Положение палача в средневековом обществе действительно дает хорошее представление о действии табу среди дикарей[118].

* * *

Согласно принятому объяснению, все эти правила примирения, ограничений, искупления и очищения сочетают два принципа, а именно перенесение табу с убитого на все то, с чем он соприкасался, и страх перед духом убитого. Как же эти два принципа могут сочетаться друг с другом для объяснения ритуала? Следует ли считать их равноправными, или один из них первичен, а другой вторичен? Какой именно каков? Обо всем этом не говорится вслух, а установить истину непросто. Зато мы способны выделить и подчеркнуть единство нашего толкования, которое выводит все эти предписания из амбивалентности чувств по отношению к врагу.

б) Табу властителей