Тотем и табу

Обычаи примирения с убитыми на острове Тимор после победоносного возвращения из военного похода (с отрубленными головами побежденных врагов) выглядят крайне любопытными: помимо почестей, командир похода удостаивается также ряда ограничений (см. ниже). Еще приносятся жертвы, дабы умилостивить души тех, у кого отняли головы. «Местные жители полагают, что, если жертвоприношений не совершить, на победителя обрушится какое-нибудь несчастье. Более того, часть обряда составляет танец, сопровождаемый песней, в которой оплакивается смерть убитого и испрашивается прощение за нее. “Не обижайся, – говорится в ней, – что голова здесь у нас; наши головы, будь мы менее удачливы, могли бы сейчас находиться в твоей деревне. Сейчас дух твой может успокоиться и оставить в покое нас. Зачем стал ты нашим врагом? Не лучше ли было нам оставаться друзьями? Тогда кровь твоя не была бы пролита и не слетела бы с плеч голова”»[109]. Схожий обычай имеется у народности палу на острове Целебес[110], а галла в Восточной Африке по возвращении из похода «приносят жертву джиннам, или духам убитых врагов, прежде чем войти в дом»[111].

Другие народы изыскивают способы превращать своих прежних врагов после смерти в друзей и благодетелей, то есть в духов-хранителей. Этот способ подразумевает почитание отрубленных голов, как принято у некоторых диких племен на Борнео. Когда приморские даяки Саравака[112] приносят из похода домой головы врагов, то несколько месяцев с этими головами обращаются с величайшей заботой и называют самыми ласковыми именами, какие только есть в их наречии. Им всовывают в рот вкуснейшие куски повседневной еды, лакомства и даже сигары. Головы постоянно упрашивают ненавидеть прежних друзей и одарить любовью новых хозяев, так как теперь они стали частью нового племени. Было бы большой ошибкой считать, что такое обращение, которое представляется нам отвратительным, опирается на насмешку[113].

У многих дикарских племен Северной Америки наблюдателям бросается в глаза траур по врагам, убитым и оскальпированным. Индеец-чокто, убив врага, целый месяц совершал траур, на протяжении которого соблюдал суровые ограничения; такие же обычаи распространены у индейцев племени дакота. По словам одного очевидца, осейджи скорбят по собственным покойникам, «а еще оплакивают врагов, будто те были их друзьями»[114].

* * *

Прежде чем приступить к изучению других обычаев табу, касающихся обращения с врагом, нужно рассмотреть и опровергнуть возражение, которое напрашивается само собой. Мотивировка этих предписаний, возразят нам, имея в виду также Фрэзера и прочих ученых, довольно проста и не имеет ничего общего с упомянутой амбивалентностью. Эти народы находятся во власти суеверного страха перед духами убитых, – страха, не чуждого классической древности и выведенного великим британским драматургом на сцену в галлюцинациях Макбета и Ричарда III[115]. Все обряды умилостивления последовательно вырастают из такого страха, наряду с ограничениями и раскаянием, которые будут обсуждаться далее. В пользу подобного понимания говорит и четвертая группа предписаний, которая не допускает иных толкований, кроме желания прогнать духов убитых, досаждающих убийцам[116]. Еще дикари прямо сознаются в страхе перед духами убитых врагов и объясняют этот страх теми заповедями табу, о которых идет речь.

Данное возражение и вправду выглядит очевидным; будь оно применимо во всех случаях, нам вовсе не пришлось бы прибегать к дальнейшим разъяснениям. Я не стану пока предлагать опровержение, укажу лишь, что имеется и мнение, вытекающее из предыдущих наших рассуждений о природе табу. Из наблюдения за этими обычаями нужно заключить, что поведение дикарей по отношению к врагу не целиком враждебное. В нем присутствуют проявления раскаяния, восхищение врагом и угрызения совести за убийство этого врага. Трудно устоять перед соблазном и не заподозрить наличие среди дикарей заповеди «Не убий», усвоенной задолго до почитания какого бы то ни было божества; нарушение этой заповеди не проходит безнаказанно.

* * *