Он — Резник. Я покончила с этой семьёй, отрезала их. Забавно, что я вспоминаю об этом именно сейчас, после того, как сама навязалась Алексею. Делаю шаг к нему — и дикий глубинный страх тут же выскакивает наружу и покусывает меня за лодыжки. Я не из тех, кого влечёт адреналин, поэтому ощущение близкого края опасности вызывает ужас.
— Не дёргайся, Ника, я просто открыл для тебя дверь.
— Для меня, — повторила взволнованно.
— Мне постоять на лестнице и подождать других постояльцев? — спросил сухо.
— Я не могу… мы не можем…
— Тебе нравится притворяться, что ничего не происходит, и я не стану тебе мешать.
Подтолкнув меня в коридор, Алексей остался на лестнице.
Я обернулась и через стекло смотрела, как он поднимается на третий этаж.
Его шаги пружинили, кулаки побелели. Какие бы эмоции он ни сдерживал, делал он это из последних сил.
Нет таких отношений, которые могут связывать меня с мужчиной по фамилии Резник.
Я пыталась убедить себя в этом, пока сидела, закутавшись в гостиничный халат, и рисовала плечи Алексея. Тщательно вырисовывала каждую мышцу, гладила кончиком пальца, смягчая и размазывая тонкие грифельные штрихи.
Кто я такая, чтобы осуждать Данилу? Я и сама одержима, только его братом и по совершенно непонятной причине. Поддалась ощущению правильности происходящего и толкнула нас обоих на огромный риск.
Продолжения не будет, никакого. Слишком тонкий лёд под ногами.
По дороге домой мы обсуждали только город, погоду и расписание поездов. Алексей вёл себя непринуждённо и собеседником оказался приятным и лёгким, но я была не в настроении. Большую часть пути притворялась спящей. Так проще. Только изредка приоткрывала глаза, чтобы полюбоваться Алексеем.
Я смотрела на его лицо. Не на мышцы, не на роскошное тело спортсмена, а на лицо, которое словно увидела впервые. С детьми он другой, открытый, заинтересованный, и я хочу нарисовать его таким. Его лицо притягивает взгляд. Не знаю, чем, но ведь притягивает же. Десятки материнских взглядов и мой заодно. В нём доброта, полное посвящение себя, тепло, сила…
Поди изобрази такое, художница.
Вспомнилось, как Алексей потешался над абстрактным портретом.
Неожиданно для себя я громко рассмеялась. Алексей удивлённо вскинул голову, но я снова прикрыла глаза. Объяснять не хотелось, уж слишком счастливым казался мой смех.
На станции я скомканно попрощалась и попыталась свернуть к метро, но Алексей остановил меня, положив на плечо тяжёлую ладонь.
— Я довезу тебя до дома.
По дороге я решала немыслимую задачу: как расстаться с Алексеем и при этом не разбить собственное сердце. Я не могу его дразнить, но и решиться тоже не могу, поэтому придётся отпустить.
— Тебе нужно, чтобы я позировал ещё раз?
— Нет, спасибо.
— Отлично. Скажи, а что будет, если ты выиграешь конкурс?
Действительно, что будет? Иногда ловишь себя на том, что идёшь к какой-то цели машинально, по привычке, толком уже не помня, зачем ступил на этот путь.
— Признание, покупатели, богемный круг общения и приглашения на престижные выставки, — машинально выдала я давно знакомую мантру. — Или хотя бы первый шаг к этому.
Хочу ли я этого? Наверное. Да. Мне кажется, я должна этого хотеть.
— Тебе хочется признания? — спросил Алексей.
Не знаю. Даже толком не понимаю, кто эти люди, которым предстоит меня «признать». И какую меня? Ту, которая выливает непонятные эмоции в абстрактные картины, или ту, которая искренне наслаждалась, рисуя детей. Признание — шаткая лестница, рано или поздно многие падают вниз, а потом не могут вспомнить, для чего забирались наверх. Только если ради адреналина, которым пропитан каждый шаг.
— Наверное, хочется.
— Если хочется, значит, выиграешь.
— Если выиграю конкурс, то только потому, что женщины-судьи засмотрелись на… кхм… на тебя.
— Всё равно твоя заслуга, ведь именно ты выбрала натурщика! — улыбнувшись, Алексей подмигнул. — Скажи, а что ты сделаешь, когда добьёшься признания?
Точно знаю только одно:
— Если продам несколько картин за хорошую цену, то сниму настоящую рабочую мастерскую. Студию Ники Тумановой, — добавила мечтательно.
— Какую?
— Просторную. Красивую. Желательно с видом на горы. Это шутка, конечно, никаких гор мне не будет, даже если продам всё имущество. Но вот такая у меня мечта.
— С видом на горы! — присвистнул он. — Отличный выбор. Какие?
— Альпы.
— Со снежными вершинами?
— Да. И низинными озёрами.
Алексей засмеялся:
— А потом вернёшься к абстракционизму и нарисуешь этот вид в виде кубиков и клякс.
— Точно!
— А что ещё ты сделаешь, когда добьёшься признания?
Хотелось ответить честно, не красоваться. Рядом с Алексеем хотелось поступать правильно. Прежде всего, с самой собой.
— Честно говоря, я не знаю.
Он кивнул, принимая ответ, и остановил машину около моего дома.
Прощаться не хотелось, но затягивать эту агонию было невыносимо.
— Спасибо, Лёша. Если выиграю конкурс, буду тебе должна.
— Не будешь, — улыбнулся он. — Ты выиграешь, Ника.
— Я ещё даже не закончила картину. Я… я пойду.
— Конечно, иди.
Он улыбнулся, но руки сильнее сжали руль.
— Когда вернётся Данила…