Но как же это приятно. Ему не нравятся мои абстрактные картины, он спорит о смысле и содержании работ, но при этом безоговорочно верит в меня и делает мне приятное. Просто так?
— Ты сама решишь, что делать с мастерской, но не будешь ограничена в возможностях, — продолжил он.
— Лёш, почему? — Мысль о его мотивах не давала покоя.
— Опять почему. Иди лучше посмотри свою мастерскую.
Кабинет в конце коридора был таких же щедрых размеров, но существенно отличался по остальным показателям. В нём только что сделали ремонт, и, несмотря на открытое окно, ещё пахло краской. Пол покрыт тёмно-серым линолеумом, самое то для художественной мастерской. Судя по выключателю, можно регулировать интенсивность света, что очень важно. За идеально чистым окном — парк.
«Всё ж не Альпы!» — скажете вы.
Альпы тоже есть, на одной из стен. Фотообои. Снежные шапки, неровные, словно изрытые оспой, склоны, и небольшая горная река, впадающая в озеро. Идеально гладкое, как пролитая синяя краска.
А в углу у окна — шкаф-купе. Для моих «рисовальных принадлежностей», как окрестил их Алексей. Кто бы сомневался, что он не преминет сделать всё так, как считал нужным с самого начала.
Грудь сдавило так, что не вдохнуть. И слёзы, да, слёзы подступили так близко, что моргай-не моргай, а заплачешь. От чистого восторга. Я — реалист, поэтому никогда не думала, что у меня будет такая мастерская. Большее, на что рассчитывала, — это делить офис с парой коллег по призванию. Помечать принадлежности инициалами, чтобы не путаться, каждый месяц ругаться из-за аренды и проводить больше времени за болтовнёй, чем за работой.
А это…
— Лёша, эта твоя «приятная мелочь», она… — я всхлипнула, сдерживая счастливые слёзы.
— Приятная? — закончил фразу за меня.
— Очень. — Я снова всхлипнула.
Алексей стоял, прислонившись к косяку, и улыбался. Не мне, а, скорее, удовольствию, которое получал сам, наблюдая за моей реакцией. Подошла к нему и обняла за пояс, прижавшись щекой к груди. Вытерла слёзы о его рубашку и прикрыла глаза.
Эти объятия были незнакомыми, новыми, они не имели ничего общего с нашим коротким прошлым. В них была только благодарность. Алексей знал об этом, поэтому придержал меня за плечи, но не обнял в ответ.
— Спасибо, Лёша. Скажи, зачем ты… зачем тебе это?
— Ты совсем не понимаешь мужчин, Ника, — сказал он неожиданно серьёзно, и я внутренне напряглась, поднимая к нему вопрошающее лицо.
— Чего я не понимаю?
— Всё очень просто.
— Насколько просто?
— Крайне просто. Мне очень, очень захотелось… — Алексей выдержал томительную паузу и провёл указательным пальцем по моей щеке, — …собрать шкаф-купе, — закончил проникновенным тоном.
— Вот и собрал? — спросила сквозь смех и слёзы.
— Да. Не мытьём, так катаньем.
— Хороший шкаф.
— За беспорядок буду штрафовать, — подмигнул он.
— Машину свою приведи в порядок. — Я вытерла слёзы и подошла к окну. Красиво. Надо было главный вход сделать с этой стороны, прямо из парка.
— Вот ещё. В моей машине всё для дела. В мастерской командуй, а мою машину не тронь. — Алексей дёрнул бровями, потешно изображая гнев.
— Так и быть, потерплю. Послушай, я не знаю, как тебя благодарить. Это настолько идеально… не верится, что всё это — моё.
— Завтра перевезём вещи, тогда поверится.
— Теперь я знаю, чем ты занимался на этой неделе.
Алексей хитро изогнул бровь.
— А что, ты скучала?
— Скучала. Трудновато без муза.
— Муза? — не понял он.
Ой, а этого говорить не следовало. Алексей Резник совершенно не походит на муза и не обрадуется такому прозвищу.
— Ты вдохновил меня на картины, поэтому ты мой муз.
— Муз?? Мужского рода?
Пока он переваривал неприятную новость, я постаралась перевести тему.
— Раз у меня теперь есть мастерская, то необязательно выигрывать конкурс.
Ведь именно о мастерской я всегда мечтала, а не о модных тусовках, громких выставках и моём имени в каталогах. Не спорю, от остального не откажусь, но главным было найти моё место. Там, где я поселю вдохновение. Как символично, что это место рядом с Алексеем.
Он махнул рукой.
— Конкурс ты выиграешь и потом решишь, как воспользоваться мастерской. В любом случае, скажешь, что надо, и я сделаю.
— Что сделаешь?
— Всё. — Пожал плечами. — Откуда же мне знать, что тебе нужно для работы с клиентами? Специальное освещение, например. В любом случае надо заняться ремонтом лестницы.
— Как ты можешь быть уверен, что я выиграю конкурс, ведь тебе не нравятся мои работы?
— Ты сама сказала, что, если среди судей будут женщины, они не устоят перед моим… эээ… торсом. Поэтому и выиграешь. — Он смеялся, поэтому предложения выходили отрывистыми и скомканными.
— Ты жутко самонадеян.
— Ты сама меня таким сделала. Ника, послушай: то, что я не понимаю стиль некоторых твоих работ, не значит, что я сомневаюсь в тебе.
Я усердно морщила лоб, пытаясь заподозрить его в неискренности. Обожглась с Данилой, ой, как обожглась, теперь не верю красивым словам. Хотя красоты в словах Алексея нет, они вообще не походят на комплимент. Скорее, он констатирует факт. Откуда в нём такая странная, слепая вера в мои возможности?