Тот, кто меня разрушил

На моей тарелке остатки котлеты, но я не помню её вкуса. Облизываюсь, посасываю язык, чтобы вспомнить, но память не пробуждается. Я хочу увидеть Макса. Он поможет, он скажет, как себя вести, что сказать, как перейти через бездну.　

Раньше мне никто не помогал. Восемь лет я пыталась выкарабкаться из этого кошмара без чьей-либо помощи. А теперь в моей жизни появился Макс и сломал мою независимость. Сломал меня.　

Я не должна просить его о помощи.　

Сама. Я всё сделаю сама.　

— Я работаю медсестрой.　

Как говорится, попытка не пытка.　

Коллективный вздох облегчения ясно продемонстрировал, что думали обо мне родители. Без участия Олега здесь не обошлось. Полагаю, что он в красках обрисовал им моё будущее с Олави и карьеру в порнобизнесе, поэтому они и не стали меня искать. Поверили, что я сознательно на это согласилась.　

Больно.　

Очень.　

Потому что не остановили, не спасли и не искали, а главное — потому что ни на секунду не усомнились. Приняли версию Олега и отрезали меня.　

— Хорошая профессия, — мама всхлипнула и поднесла к глазам салфетку. Расчувствовалась. Приятно узнать, что твоя дочь не проститутка и не звезда порнофильмов.　

Мама собралась было задать вопрос, но поймала взгляд отца и сомкнула губы.　

— Я работаю в травмпункте, — невозмутимо продолжила я. По крайней мере, я надеюсь, что выглядела именно так — невозмутимо. Но изнутри меня разрывало глубинное возмущение всех, даже самых немыслимых чувств сразу.　

Тишина.　

Отец отодвинул тарелку и поднялся.　

— Алевтина, я сыт, не буду ждать десерта. Спасибо, всё было очень вкусно.　

— Володенька… — взмолилась мама.　

— Алевтина! — грозно.　

Я увидела родителей, и это хорошо. Теперь можно уходить, всё равно больше ничего не выйдет.　

Они стоят в дверях кухни и гипнотизируют друг друга. Мама — умоляюще, отец — сердито.　

Больше сказать нечего.　

Я отхожу к окну, прижимаюсь к стеклу и смотрю на детскую площадку. Макса не видно. Стою, трусь щекой о прохладное стекло и не оборачиваюсь на родителей. Не хочу видеть, как мама проиграет очередной бессловесный спор с отцом.　

Машу рукой в надежде, что Макс ответит, и я смогу разглядеть его движение в темноте. Ничего.　

— Алевтина, дай мне пройти! — гремит отец.　

— Не лишай меня дочери! Не делай этого снова! — кричит мама. Жалобно.　

— Прекрати! Не при чужих!　

Я — чужая. Это слово резануло по горлу, хотя удивляться нечему.　

— Спасибо, мама, всё было очень вкусно.　

Обнимаю её и выхожу в прихожую. Снимаю пушистые тапочки, беру босоножки в руку и выхожу на лестницу босая. Навстречу мне поднимается Макс.　

— Ты позвала.　

Наверное. Да, я позвала.　

Мама смотрит на него широко распахнутыми глазами, но не с испугом, нет. С надеждой. Думает, что его появление повлияет на папу.　

— Что же вы, проходите в дом! — суетится она. — Заходите скорее. Котлеты-то, наверное, остыли. И суп тоже. Что же вы так поздно!　

— Свекольник и должен быть холодным, — на автомате поправляю я, и мама растерянно оглядывается, не понимая.　

— Что? Суп? Свекольник? — затаскивает нас обоих на кухню. Она в шоке.　

Дело не в Максе, а в том, что мама пытается меня вернуть. Задержать. Любой ценой, даже если ей придётся впервые не подчиниться отцу.　

— Владимир! У нас важные гости! — говорит она совсем другим, звенящим от счастья голосом, и тут я с опозданием вижу то, что она заметила сразу. Макс держит меня за руку. Осторожно вынимает босоножки из судорожно сомкнутых пальцев и показывает на тапочки.　

Мама суетится у плиты, и тогда Макс проводит пальцем по моим рёбрам и шепчет: — Дыши, Лара!　

И я улыбаюсь. Реально, глупо, искренне, и эта улыбка расползается по всему телу радостным теплом.　

— Мама, это — Макс.　

— Ох, Макс, неужели Ларочка заставила вас ждать на улице? В такую-то темень!　

— Я сам виноват, — он смотрит на меня, и я хочу плакать. Вгрызаюсь в костяшки пальцев и молчу.　

— Садитесь скорее, сейчас я подогрею котлеты. Вы любите свекольник?　

Макс ест всё, что ему дают, не торопится. Благодарит, улыбается, а я смотрю на него сквозь слёзы. Вот он, мой катарсис. Как, почему — не знаю.　

Отец заходит на кухню, когда Макс уже почти доел горячее.　

— Что за представление вы здесь устроили? — грохочет он, удерживая очки на переносице.　

Мама всхлипывает, но Макс вовремя хватает её за руку, и она замолкает, глядя на него с мольбой.　

— Добрый вечер, — невозмутимо говорит Макс. — Алевтина Сергеевна отлично готовит.　

— Да, конечно, — отец внезапно тушуется под чёрным взглядом чужака. — Аля — отличная хозяйка, мне очень повезло.　

— Ваша дочь унаследовала её талант. Она часто готовит для… для наших знакомых.　

У меня отвисает челюсть, и, заметив мою растерянность, Макс дёргает плечом. Просит подыграть? Пытается мне помочь? В чём?　

— Ларочка с детства любила возиться на кухне, — подпевает мама, глядя на меня с изумлением. Знает ведь, что руки у меня растут не из того места. — Помню, как в три годика она сделала пирог из листьев сирени. А где живут ваши знакомые?　

Плохо завуалированный вопрос «где живёт моя дочь?».

— В Анапе.　

— Так это… — хлопает глазами мама, решив, что всё это время я жила так близко.　

— Это недалеко, — подтверждает Макс.　

Неловкая тишина позволяет отцу восстановить самообладание.