Том 6. Рассказы и повести

В комнате оказалась Чарушникова. Никто не заметил, как она прошмыгнула в дверь. Она была все такая же – получеловек-полуптица, с черными крыльями.

– И я, и я с вами пойду туда, – лепетала она. – Хочу очень туда. И латников хочу посмотреть и спорщиков разных послушать…

XXIV

Илья Андреевич ушел, а Чарушникова осталась и, кажется, рассчитывала просидеть здесь немало времени.

– Богдан Юрьевич нездоров. Ему отдохнуть надо, – сказала Ольга Андреевна. – Ступайте к себе в номер, Богдан Юрьевич, усните, а мы здесь с Анастасией Дасиевной побеседуем.

Но Богдан Юрьевич, по-видимому, не слышал того, что ему говорила Бессонова. Каким-то мертвым взглядом он смотрел прямо перед собою. И было странно, что он не шевелится, как кукла, и что руки его симметрично лежат на коленях. И весь он был похож в ту минуту на восковую фигуру.

– Вам отдохнуть надо, – нетерпеливо повторила Ольга Андреевна и даже тронула его рукою за плечо.

– Сейчас, сейчас, – сказал Туманов и пошел было к двери, но остановился на пороге.

– А все-таки я не могу вспомнить того, что надо, – усмехнулся Богдан Юрьевич и потер лоб рукою. – Как это? Образуется? Нет, не образуется… Сообразоваться надо? Сообразить я не могу – вот что.

Туманов совсем запутался и робко глядел то на Ольгу Андреевну, то на Чарушникову.

– Ах, ты Господи! – воскликнула Бессонова почти в отчаянии. – Да идите вы спать! Ведь вы на себя не похожи. Ведь надо себя в руки забрать.

– Ступайте! Ступайте! – хлопотливо затараторила опять Чарушникова, вскочив со стула и толкая Туманова в коридор.

– Не знаю, что с ним такое, – сказала Ольга Андреевна, когда Туманов ушел, наконец. – Он стал такой странный с тех пор…

– Ах, теперь все странные, очаровательница. Время такое.

– Да, время. Но он особенный.

– А я думаю, что теперь никому несдобровать, – захихикала Анастасия Дасиевна. – И у вас лихорадка, и даже у меня, должно быть. Вчера, например, мне Вербовский померещился.

– Неужели он в Петербурге?

– Не знаю. Может быть, это приснилось мне. Подошел ко мне на Невском. В цилиндре, знаете ли, как всегда…

– Что же он сказал вам?

– Приехал, говорит, в Петербург продолжать опыты. Время, говорит, интересное. Теперь все острее и заманчивее. Спросил, правда ли, что вы в Петербурге. Кажется, с Тумановым желает познакомиться.

– Невозможно это, – нахмурилась Ольга Андреевна.

– Да не все ли равно в конце концов, очаровательница, – засмеялась Чарушникова и тотчас же прибавила: – Отдохнуть бы, однако… Выпьем? А?

Не дожидаясь ответа, она вытащила из своего огромного ридикюля бутылку коньяку.

Верная подруга придвинула к дивану столик, улыбаясь невесело, и поставила на него бутылку.

В то время, когда Ольга Андреевна и Чарушникова молча пили коньяк, Богдан Юрьевич Туманов ходил по своему номеру, разговаривая сам с собою. Он не заметил, как в комнату вошел незнакомый ему господин. Незнакомец улыбался как-то загадочно и нагло. Глаз его нельзя было видеть, потому что на его носу надето было дымчатое пенсне.

Самое примечательное в лице этого господина были губы, красные необыкновенно и как будто влажные, причем нижняя губа заметно отвисла, тогда как верхняя змеилась тонко под низкою щетиною усов. Одет был он очень хорошо, даже с некоторым «шиком». На нем было прекрасное пальто и на лоб надвинут был хороший цилиндр.

Туманов не удивился тому, что перед ним стоит незнакомец. Его другое поразило… Его поразили губы этого человека. С каждым днем Туманов все менее и менее мог управлять своими мыслями, все менее способен был приспособляться к обыденному и внешнему, от чего все мы находимся в непрестанной зависимости. И теперь, не считаясь с тем, что подумает о нем незнакомец, он сказал то, что ему хотелось сказать:

– Опять такие красные губы… Почему все такие губы?

Проговорив это, он стал ходить по комнате, не обращая внимания на гостя.

– А у кого еще «такие губы»? – чуть усмехнулся господин, снимая цилиндр и усаживаясь в кресло.

Туманов остановился на минуту, прищурился и сказал нехотя:

– Забыл у кого. У многих. Как упыри. Мне противно.

– Вот оно что! – протянул незнакомец и, помолчав, прибавил: – Да ведь и у вас тоже губы-то не очень невинные…

– У меня? – испугался Богдан Юрьевич.

– Я, по правде сказать, ожидал от вас чего-нибудь в этом роде, – пробормотал гость, хмурясь, – но все же не такой – как бы это сказать? – рассеянности… Вы даже не поинтересовались узнать, кто я такой.

– Что? – спросил Туманов, не понимая за что его упрекает незнакомец. – Я нескладно говорю и соображаю худо. Но у меня свои мысли. Извините.

– Ежели свои мысли, я даже рад, – засмеялся таинственно собеседник, – однако, быть может, вы не прочь поделиться ими с вашим будущим другом? Я почему-то уверен, что мы будем друзьями…

– Какие друзья? Мне некогда.

– Не хотите, значит?

– Не хочу. Я и без друзей ничего не успел.

– А зачем торопиться?

– Вы кто такой? – спохватился, наконец, Богдан Юрьевич.

– Я – Вербовский.

– Да ведь мы, кажется, знакомы с вами… Или мне говорили про вас? Ах, да, вспомнил! Вы Вербовский, а не Вердовский…

Богдан Юрьевич неожиданно громко рассмеялся.