– Наконец-то мы с вами встретились, Богдан Юрьевич, – сказал Бессонов, как-то неловко захватив руку Туманова и тряся ее. – Наконец-то! Я даже мечтал об этой встрече, признаюсь вам… Сестра мне о вас рассказывала, и я знаю всю вашу судьбу и очень заинтересован…
В последние дни Богдан Юрьевич был странно рассеян и даже иногда совсем не слышал собеседников. Можно было подумать, что он оглох. И на этот раз он молча рассматривал розовое, слегка опухшее лицо Ильи Бессонова, как будто это был предмет неодушевленный, а не живой человек, да еще столь разговорчивый и, по-видимому, возбужденный чем-то.
На мгновенье глаза Ильи потухли и засмеялся рот. Наскакивая на Туманова и хватая его за пуговицу, Илья Андреевич продолжал тараторить и даже брызгал при этом слюною:
– События-то! События-то! – восклицал он не то серьезно, не то иронически. – Апо-ка-лип-ти-ческие можно сказать, времена! Ха-ха-ха! Вот тебе и наша святая Русь! А! Каково? Я откровенно буду говорить. Мне не только сестра, но и еще кое-кто рассказывал о вашем настроении. И я очень понимаю. Вы нам нужны.
Богдан Юрьевич нахмурился, как будто стараясь сообразить что-то, и потом вопросительно посмотрел на Ольгу Андреевну. Но она пожала плечами и отвернулась.
– Я вам откровенно скажу, Богдан Юрьевич. В наше время трудно найти подходящего человека или хотя бы просто порядочного. Нам иногда приходится присоединять, так сказать, Бог знает кого. Понятное дело, что вы для нас находка.
– Послушай, Илья, – сказала Ольга Андреевна, нетерпеливо вставая. – Я тебе говорила, что план твой никуда не годится. Вздор! Ужасный вздор!
– Молчи, сестра. Я понимаю не хуже твоего, что можно и чего нельзя. Извольте меня выслушать, Богдан Юрьевич… Прежде всего я откровенно сообщу, почему именно к вам, а не к иному лицу, я обращаюсь с моим предложением. Вы интересовались политикою, вы были причастны общественному движению. Это раз. Вы разочаровались в нашей революции. Это два. Вы верующий человек. Это три. Этого достаточно, чтобы «Союз Латников» почел за честь назвать вас своим членом, а, быть может, и руководителем.
– И не раз, и не два, и не три. Все совсем не так. А про «Союз Латников» не слыхал, – невнятно проговорил Туманов, с трудом подбирая слова, чего раньше с ним не случалось и что стала замечать за ним с некоторых пор Ольга Андреевна.
И надо сказать, что странное косноязычие Богдана Юрьевича путало ее ужасно.
– Все совсем не так, – повторил Туманов и с явным беспокойством оглянулся, как будто бы в комнате был еще кто-то.
– Может быть, я не совсем точно передал мою мысль, но все же суть ясна, и с главным вы должны согласиться, – сказал Илья серьезно и тотчас же глаза его засмеялись.
– А что такое «Союз Латников», я вам сейчас изложу, – продолжал он, снова весело улыбаясь и задыхаясь от желания, как можно скорее выяснить суть дела. – Россия без Бога ничто, а Бог без царя алгебра. Вот наше первое положение, а уж из него и все прочее вытекает. Вы понять должны. Мы не хотим, чтобы все шаталось. Нам надо, чтобы все прочно было. Кто силу дерзновения имеет, тот покорен и тих. Мы тишины желаем. А они хотят в православной церкви тарарабумбию петь, в алтаре норовят чашу опрокинуть. Благолепия мы желаем. Вот наша программа.
– А что ж вы для этого делать будете? – спросила, презрительно усмехаясь, Ольга Андреевна.
– Как что? Латники мы. Врагов мы сокрушим.
– Каких врагов? Погром устроите?
– Ежели понадобится, так и погром, – совсем покатился со смеху Илья Андреевич.
И все-таки нельзя было понять, серьезно он говорит или шутит.
– Вы думаете, он искренно говорит? – гневно сверкнула глазами Ольга Андреевна. – Лжет он все. Ничего ему не надо. Назло самому себе, на себя клевещет. Бездарность!
– Глазами-то как сверкнула! – сказал Бессонов, кажется, искренно любуясь разгневанной сестрой. – А вы знаете, Богдан Юрьевич, почему она так волнуется? Боится она, что есть в характерах наших одна общая черточка, хоть одна единая, а все-таки есть. Улыбочка такая. Понимаете? To есть, может быть, это и не так. Я даже и не думаю, что так, а она верит. Ольга Андреевна Бессонова думает, что я с черной сотней связался для иронии, по бесстыдству, с улыбочкою… Ну точно так, как она в революцию пошла – тоже с улыбочкою. От отчаяния, может быть. Это она так думает, а я так не думаю.
Всю свою речь произнес Илья Андреевич, задыхаясь и смеясь. И казалось, что будто и лица у него нет, так только один смеющийся красный рот.
– Однако, уважаемый Богдан Юрьевич, мне сейчас некогда, но я очень хотел бы познакомиться с вами поближе. Даже несмотря на гнев моей уважаемой сестры… А пока позвольте предложить вам одно – как бы это сказать? – развлечение, пожалуй… Завтра, на Забалканском проспекте, в Голубятне (чайная такая) собрание будет спорщиков разных – о Боге там и о другом прочем говорить будут. И мы, латники, тоже там будем… Приходите пожалуйста. Вам любопытно будет. А, может быть, и вы нам словечко скажете. Непременно приходите! И ты, сестра, приходи…
– И я, и я! – раздался вдруг пронзительный голос.