Том 5

— Нет ни звезд, ни луны, а светло и очень тихо. Пожалуйста, раскрывайте книгу и читайте — так все ясно. Не знаю почему, в такие ночи я не могу уснуть. Я часами шатаюсь по городу и смотрю, смотрю, совершенно ни о чем не думая. И, как всегда, подолгу сижу на набережной. Далеко на реке белыми искорками вспыхивают весла, не слышно ни звука, а возле тротуара стоит одинокая машина, и там спит кто-то, накрыв лицо фуражкой. Уже несколько раз я видел белую ночь именно такой.

Музеи

По разным причинам в молодости я всегда скучал в исторических музеях, при всей их несхожести в разных странах мира похожих один на другой своим застывшим мраморным величием.

Но сейчас в холодных музейных залах я переживаю иное состояние. Мне кажется, что стою на пороге чуть-чуть приоткрытых дверей в глубину дальних и близких веков, где сознательно или невольно была потеряна общечеловеческая истина, объединяющая людей, то есть совершено неискупимое преступление перед ними.

Первое чувство

Они были женаты больше трех лет, а она еще не утратила стыдливости первого прикосновения, и даже случайное его объятие, даже обычный родственный поцелуй на людях заставляли ее краснеть и опускать замирающие глаза.

Признак старости

Известный художник сказал мне, будучи не в духе:

— Знаешь, по ночам я стал почему-то чувствовать тошнотную пустоту вокруг, какое-то гнетущее ощущение внутренней тесноты и… невозможности спасения.

Как он точно определил первый страх дохнувшей старости! И тогда я подумал еще о другом: старость — это запах тления, сухой едкости, какой бывает в хранилищах библиотек, где лежат древние, ценные, но забытые всеми книги.

Одиночество

После смерти мужа ей снились одни и те же сны, внепредельные, как непроглядная тьма осенней ночи. Она просыпалась в мучительной тревоге, садилась на постели, одна в пустынной тишине московской квартиры, где присутствовал только безнадежный стук часов, ощупью зажигала огонек лампы в изголовье, лицо ее вдруг искажалось рыданиями, и она шептала, сжимая руками щеки:

— Боже мой, неужели вся жизнь приснилась мне?..

Давнее гадание

В молодости ей нагадали: она будет жить с мужем душа в душу, но долго не будет иметь детей, вскоре же после ее беременности муж умрет.

Она почувствовала признаки странного недомогания в сорок девять лет, мужу тогда было пятьдесят четыре. Ее подташнивало, появилась по утрам жажда, тянуло к солененькому. Она пошла к врачу; и тот подтвердил: да, несомненно, это беременность. И началось ужасное в ее жизни с мужем. Он часто говорил о будущем ребенке, она в страхе смотрела на радостное его лицо, вспоминая давнее гадание, и по ночам, когда муж засыпал, неутешно прощалась с ним.

Древний звук

Отовсюду исходил первобытный запах холода, и я видел глухую русскую зиму, занесенную метелью деревню в лесу, косо торчащие из сугробов изгороди, густо-фиолетовую ночь без единого огонька. Эта заваленная снегами дикая ночь угрожающе мрачно трещала на морозе деревьями, где искрами мелькали за изгородями, хищно вспыхивали зрачки волчьей стаи, горько пахло в лютой стуже остывшим дымом. А меж черных пик елей с ритуальной неистовостью горело, сияло, сверкало близкими звездами небо, объединяясь с землей в священном союзе, и огромное созвездие Лебедь так широко распростерло в полете свои алмазные крылья над лесами, косогорами, над завьюженными пространствами Руси, что хотелось упасть на колени перед этим величием мира, понимая ничтожество человеческой гордыни, хитроумно присвоившей себе чужое звание властелина природы…

Все это напомнил мне однообразный звук в моем саду, повторяющийся в ветреные сентябрьские ночи. Осеннее скрипучее пение издавала молодая береза, трущаяся о старую ель, и я часами слушал этот древний звук, пришедший из давних веков.

Золотой цвет

Мы вошли в дом, художник огляделся и сказал:

— Знаешь, я хотел бы написать вот этот интерьер, Я удивился и подумал: «А что, собственно, в этом интерьере необычного? Смешанная мебель: ни деревенская изба, ни городская квартира, что называется, с бору по сосенке. И непонятно, кто здесь обитает — сельский житель или горожанин. Словом, даже колорита нет этнографического, а духа не угадаешь вовсе».

Но художник продолжал:

— Посмотри, как разлит всюду золотой цвет!

Я еще раз посмотрел и ахнул: действительно, золотой цвет исходил от всего — от мебели, от пола, от стен. И это было истинное чудо! Он, художник, мгновенно увидел то, чего не увидел я.

То была неповторимая эра

Ностальгия — болезнь, которой болеют не все.