Том 5

— Вы видели этого инженера из первого корпуса, который все время играет в теннис? Эдакий стройный красавец, все дамы в санатории от него без ума! Вы слышали, что он сегодня утром чуть не погиб? Нет, этот шторм — просто бедствие, наказание! Перед завтраком я пошла к морю освежиться воздухом. Если уж нельзя купаться, то хоть йодом немного подышать. На пляже, разумеется, никого, ветер невероятный, буквально с ног валит, а волны — огромные, и так страшно бухают, ударяют в пирс, что весь берег дрожит… Ну кого в такую бурю загонишь в воду? Сумасшедшего? Идиота? И представьте — вижу: в огромных волнах какой-то несусветный чудак, безумец, то нырнет, то вынырнет, а глаза белые, сумасшедшие от страха, и кажется, что он кричит, захлебывается, зовет на помощь, но слов не слышно — ветер, море грохочет, сущий ад! А чудовищные волны его захлестывают, переворачивают, подымают и несут на пирс, на железные столбы, а он ничего не может сделать… Мне чуть дурно не стало — вообразила, как волны изо всей силы ударят его о железо и сломают, как соломинку. Но вдруг, представьте, выбегают два парня, что плавают на спасательной шлюпке, выбегают из своей будки на пирс, один кидает спасательный круг на длинной веревке, а другой прямо в джинсах, в рубашке бросается сверху в море, просто молодец, настоящий герой. Такой рыжий, светленький… да вы его видели! Наверно, минут двадцать они спасали утопающего. Когда его вытащили на берег, положили на песок, я сразу узнала в утопающем инженера. На него невозможно было смотреть. Он лежал на животе, его рвало водой, он стонал и, верите, шептал одно и то же: «Сегодня моя жена могла остаться вдовой». Да вот он, смотрите, легок на помине. Немыслимо! Уже оправился, слава богу! Нет, в нем что-то есть! Мужчина из девятнадцатого века. Будь я моложе… Видите, идет с ракеткой, и с ним какая-то новая!.. Немыслимо! Посмотрите, что за юбочка! Опять новая мода? То ли колокол, то ли абажур…

— Я все-таки сама спрошу у него. Здравствуйте, вернее — добрый вечер! Как вы себя чувствуете после кошмарного утреннего приключения? Мне рассказали, что вас едва спасли. Для чего же вы так рисковали? Это же чрезмерная смелость! Разве можно купаться в четырехбалльный шторм? Счастье, что эти два парня успели прийти на помощь и все обошлось. Действительно, ваша жена осталась бы…

— О чем вы говорите? Никто меня не спасал. Кто меня может спасать?

— Вы сегодня утром…

— Что сегодня утром? Простите, Леночка. Сядьте вот здесь, на скамеечку, подождите меня, я объяснюсь с дамой. Так я хотел вам сказать, что я имею первый разряд по плаванию, поэтому никто меня не спасал.

— Но вам кинули спасательный круг…

— Никто не кидал мне спасательный круг, ибо сам я доплыл до берега, оделся и пошел на завтрак.

— Вас не было на завтраке…

— О, какая наблюдательность! Действительно, я не был на завтраке, я был на теннисном корте.

— Но вас едва не убило… вас волной бросало на железные столбы пирса. И те двое парней со спасательной станции…

— Повторяю, у меня первый разряд по плаванию, и никаких парней!

— Но ведь шторм… и никто, ни один человек не решился купаться…

— Я плаваю в любую погоду.

— Какое счастье, что вы остались в живых! Ведь могло случиться…

— Со мной? Ничего не может. Благодарю за заботу. Леночка, прошу прощения, я освободился, пойдемте.

— Вы слышали, что он говорил? Я в дикой растерянности! Вы одно, он другое. Да не придумали ли вы всё?

— Я еще в своем уме, дорогуша. Все видела своими глазами! Но я понимаю, понимаю этого мужчину — он лгун, но у него есть характер. Представляю, как он может голову закружить… вот этой, в юбочке…

У табачного киоска

— Здорово, дед, старый хрыч, жив? А я уж думал, что тебя давно на том свете бесы с фонарями ищут! Хо-хо!

— Заглохни, сосунок! Дам вот в пятак, четвереньки вспомнишь! Ну, привет… За «Примой» очередь занял?

— Точно. Где работаешь? А, дед? В такси, знать? Это твой мотор стоит? Как тачка бегает?

— Бегает себе. «Волга» все же.

— Рупь не разменяла?

— Рупь! Ишь ты, по-таксистски заболтал. Подделываешься, что ль?

— Ладно, ладно, дед, сто тысяч не разменяла?

— Твое дело какое? Ты ж убег из такси на персоналку. Загривок вон растолстел, как у борова здорового. Да оно ясно — ты, жлоб, работы боишься, а она — тебя. Я так о тебе соображаю.

— Во-во, дед! Точно, хо-хо! Мне деятели тоже говорят: «Ты трудностей боишься». А на кой мне эти трудности, скажи?

— Профе-ессор! Только трех стульев в комнате расставить не можешь!

— А что? У меня дома дети не плачут, жена к соседу не бегает. Ладно, окрысился, дед! «Примой» хочешь подымить? Не хочешь — как хочешь. Скажи лучше, сколько заколачиваешь? Тебе ведь заработать в месяц две сотни — дороге плюнуть!

— Все мои.

— Здоровый, скупердяй ты был, дед. Помню, три месяца трешник мне возвращал, а у меня — ни копья.

— Дураков жадных учить надо. Ты, хватало, когда иностранцев возил, с них валютой брал чаевые. Не помнишь, голубь?

— Хо-хо! С тобой, дед, говорить опасно — завалишь ты меня с политическими разговорами в кювет!