Том 2

далеко за кормой. Вот.это управление так управление! Эй выт лежебоки, пошевеливайтесь! — А ну-ка, положи кнут на местог Бенни Помпа,— сказал лесоруб, — не то я сейчас схвачу тебя за шиворот и надеру как следует уши. Куда это ты собрался с моей упряжкой? — С какой еще упряжкой? — Ну да, с моей телегой и быками. — Ты же должен знать, Керби, что Кожаный Чулок и я, Бенни Помпа, — ты же знаешь Бенджамена Помпу? Так вот, Бенни и я... нет, я и Бенни... В общем, черт ме¬ ня подери, если я знаю, как это получилось. Только кто-то из нас должен отправиться за бобровыми шкурами. Вот мы и взяли эту телегу, чтоб было куда их складывать. А знаешь, Керби, ты грести не умеешь. Ты с веслом обра¬ щаешься вроде как корова с мушкетом... Билли понял, в каком состоянии находится стюард, и некоторое время шагал рядом с телегой, раздумывая, по¬ том взял кнут из рук Бенджамена — тот завалился на сено и тут же уснул. Керби повел быков по улице, затем че¬ рез мост и в гору, к той вырубке, где ему предстояло рабо¬ тать на следующий день; по дороге его ничто не задержа¬ ло, только отправившиеся на розыски констебли торопливо перекинулись с ним двумя-тремя словами относительно беглецов. Элизабет долго простояла у окна своей комнаты. Она видела, как по склону горы мелькают факелы преследо¬ вателей, слышала шум голосов. Но час спустя все верну¬ лись, усталые и разочарованйые неудачей, и поселок сно¬ ва затих. Все в .нем было мирно и спокойно, как в начале вечера, когда Элизабет выходила из дому, направляясь в тюрьму к Натти Бампо. Глава XXXVI Онейдов молвил вождь: «Хочу Я плакать, глядя на него, Но горем Ях не. омрачу Песнь смерти брата моего». Томас Кэмпбелл, «Гертруда из Вайоминга» Было еще довольно рано,, когда на следующее утро Элизабет и Луиза встретились, как было условлено нака¬ нуне, и направились в лавку мосье Лекуа, чтобы выпол¬ 827

нить обещание, данное Кожаному Чулку. На улицах уже вновь начиналось оживление, но в лавке в такой ранний час народу было мало, и, кроме любезного хозяина, моло¬ дые девушки застали там только Билли Керби, одну поку¬ пательницу и мальчугана, выполнявшего в лавке обязан¬ ности помощника и приказчика. Мосье Лекуа был занят чтением писем, вызывавших в нем явный восторг, в то время как дровосек стоял с топо¬ ром под мышкой, засунув одну руку за пазуху, а другую спрятав в карман куртки, и с добродушным сочувствием поглядывал на француза, разделяя, казалось, его радость. Свобода обращения, обычно наблюдавшаяся в новых посе¬ лениях, стирала грани между различными слоями общест¬ ва и вместе с этим часто заставляла забывать и преиму¬ щества ума и образования. Когда девушки вошли в лавку, не замеченные хозяином, тот говорил, обращаясь к Керби: — Ах, мосье Биль, этот письмо делает меня самым сча¬ стливым из людей! Ах, ma ch`ere France1, я снова тебя увижу! — От души рада всему, что может дать вам счастье, мосье, — сказала Элизабет, — но, надеюсь, нам не придет¬ ся расстаться с вами навеки. Галантный лавочник тотчас перешел на французский язык и незамедлительно поведал Элизабет свои надежды па то, что ему можно будет вернуться на родину. Новый образ жизни и занятий наложили, однако, сильный отпе¬ чаток на его податливую натуру, и он, рассказывая своей прекрасной посетительнице об отрадных переменах, в сво¬ ей жизни, не забывал в то же время отвешивать табак ле¬ сорубу. Дело в том, что мосье Лекуа, бежавшему из своей стра¬ ны больше от страха, нежели оттого, что правящий класс относился к нему враждебно, удалось наконец получить заверения в том, что на его возвращение в Вест-Индию по¬ смотрят «сквозь пальцы». И француз, так просто и легко превратившийся в лавочника, собирался вернуться в об¬ щество и занять в нем подобающее ему положение. Мы не станем приводить здесь все те учтивости, кото¬ рыми обменялись по этому поводу обе стороны, не станем перечислять бесконечные выражения печали сияющего француза оттого, что он будет вынужден лишиться очаро¬ 1 Моя милая Франция (франц.). 828