Том 11. Зга

Я получил четыре шишки из Алжира – ветка; если ее поставить, выходит птица: шишка – нос, по шишке – крылья и шишка – в хвост. Долго я придумывал, куда мне ткнуть алжирскую птицу, чтобы сидела на своем месте, сама жила и не мешала другим жить – этой всей моей паутинке – «морскому дну»: висячим, сидячим и лежачим игрушкам, перевитым зеленым хрустящим гоэмоном. И, укрепив птицу между серебряными ящиками (ящики из-под люкс-мыла, удобные для книг, и серебряные – оклеены чайным серебром), вдруг я почувствовал, что в комнате все изменилось, и чего-то стало беспокойно.

– А вам бы посылки не принимать – сказал сосед Зальцман, – я вам расскажу, со мной тоже было видение.

Dr. Зальцман спец по квартирам – «бюро по снабжению населения дешевыми квартирами без отступных», и видение его на фоне парижских квартир – это куда мои алжирские шишки. И вместо того, чтобы немедленно ехать смотреть квартиру – упустишь, такой больше не получить! – я усадил его под алжирскую птицу, а сам насторожился слушать.

* * *

Зальцман львов боится и, когда попадает в Зоологический сад, старается стоять и любоваться у птичьих клеток, а львы очень интересно, но он их обходит: страшно. А его дед Илья Моисеич ночью один из Тульчина в Тростянец на лошадях ездил и самыми глухими селами, не минуя и Тимановку, про которую шла молва, что в полночь вкруг придорожного креста собираются мертвецы, и нет от них никому пропуску, проезжал и Тимановкой и не раз, и вон у него палец согнут, стеклом поранил: ночью на конюшне двух воров поймал, – ничего не боялся.

Илья Моисеич имел большие дела – поставлял на сахарные заводы свекловицу и уголь, и было у него большое хозяйство. В Тульчине, известном по Пушкину и декабристам, дом Зальцманов. Семья пять человек: старики, сын и две дочери.

«Осенью возили на зиму дрова, весь двор был запружен подводами, – рассказывал Зальцман, – так сидел дедушка и бабушка: дедушка записывал, а другие проверяли, всего было восемь человек. В сумерки во дворе появилась девочка, маленькая – лет пяти, одета по-деревенски в платочке, босиком, и в руках связка: бублики. Спрашивает Илью. Очень все удивились, откуда взяться девчонке, таких в городе нет, и показывают ей на дедушку. И она подбежала: „ты, говорит, Илья?“ „это тебе: пять бубликов от старого Моисея!“ И дедушка вдруг испугался: „откуда, говорит, какого Моисея?“ А нянька Авдотья, старая – всех выходила, услышала, кричит дедушке: „не берите!“ Тут и все заинтересовались и, кто был на другом конце двора, бегут посмотреть на девчонку: „какие бублики?“ А девчонки и нет: юркнула меж подводами и пропала».

«Пять бубликов от старого Моисея» – долго вспоминалось, и много об этом было разговору: ведь никогда никаких бубликов не покупали, и на дом никто не носил, все делалось дома – «домашнее», и никакого старого Моисея не было, который бы задумал Зальцману гостинцев послать: «пять бубликов!» И сама эта девочка: на вид ей лет пять – маленькая, а смотрит – как девяносто, и откуда появилась такая, и знает по имени: Илья; так и спросила: «Илью».

Нянька Авдотья говорила: «к несчастью», за няньку стоял кучер Апатий. А прачка Настасья уверяла, что бублики – к счастью, и надо было взять, тоже и Шифра Львовна, бабушка: эта девочка с бубликами ей за пятнадцать дней во сне снилась – бабушка ее узнала, и бублики те же, что и во сне – один большой, другие поменьше, а пятый самый маленький. А у самого Зальцмана из головы не выходит: ведь если бы знать наверно, что эти бублики означают – что взять, что отказаться? И почему-то, когда девчонка назвала его по имени, ему стало страшно? Нет, он не раскаивался, что не взял. А между тем дела пошли тише – или было бы взять? – с делами не то, не по-прежнему, и хоть никакого краха, но и похвалиться нечем. Последнее слово: Иосиф Берцис – глубокий старик, часто бывал у Зальцманов, он как раз и эту девчонку видел – а старый Иосль молчит.

Прошло пятнадцать лет. Дочери замуж вышли, сын женился, и дом его напротив; няньке Авдотье опять забота, есть кого няньчить.

«Как-то летом пошел отец в гости и чего-то долго нет, не возвращается. Мать забеспокоилась: скоро полночь. И думает, пройтись: может, по дороге встретит. Пошла к дедушке, чтобы не одной, позвать тетку. Тетка согласилась. И вышли они на крыльцо, спускаются – а ночь светлая, и тишина, слышно, как гнутся ступеньки – и вдруг откуда-то девочка, в руках связка: бублики; спрашивает Илью: „пять бубликов от старого Моисея“. Мать ничего не знает, она не здешняя, ее очень только удивило: откуда ночью девочка с бубликами? А тетка вспомнила: та самая девочка! – и упала без чувств. Бросилась мать за девочкой, а девчонка, как шар, покатилась – и нет».

– Ну, что вы на это скажете?

Я смотрел на птицу – на четыре алжирские шишки и думал: счастье они мне или несчастье? И подумал: а разве важно – взять или не взять? уж раз принесли тебе, а никому, в этом все.

– Это знак, – сказал я, – только знак эти бублики, пять бубликов (и про себя: четыре шишки!). Вот почему и старый Иосль молчал: человеку как это знать – судьбу?

Ловить Ами