Том 11. Зга

И эти слезы – которые я слышал, да там наверху он слышал, только никак не отзывался – были, как самый прожигающий огонь, сжигающий все, все дни и огорчений и радости:

«—— почему это так, этот конец? пришел конец, и нельзя вернуть и никак поправить! последние часы остаются ——».

И под плач —— как дождевые капли, сначала беспокойно, потом ровно падал на подоконник прямо над моей головой, убаюкал меня неизбежным, неотвратимым «концом» –

вижу: вошел я в уборную (это хорошо – к деньгами), хочу запереть за собой, взялся за крючок, хочу его в петлю – да ничего не выходит, ломается. И вижу, не крючок это, а окурок сигары. А в коридоре народ. И я все хочу приладить, чтобы запереться, сую в петлю окурок – ничего не выходит. А вот-вот войдут –

И проснулся: стучат – приколачивают. Где-то наверху. Конечно, там. Или внизу? Должно быть, драпировщик вход обивает трауром.

И под этот упорный стук – это не слезы, не плач – неизбывный стук – «заколачивают!» – я в «неизбывности» опять заснул. И проснулся от лифта – как в первую ночь – катаются. Все наверх. И – вниз.

«Десятый час: скоро вынос!»

Я следил по часам.

И когда затихло – я прислушивался – я все слушал, когда пронесут мимо двери

И еще подождал – вынесли! – и тихонько выхожу.

На лестнице валялись листья от венков, и на последней ступеньке одна крупная алая роза – такая алая кровь! – от солнечного утра и черной драпировки еще алее, живая – эта ли непрожитая жизнь? (по нашему счету, не по назначенному сроку!). И запах цветов.

На улице я догнал похороны.

Да, это его девочка и с ней – я узнал – это та самая: зеленое платье с зеленым камнем «царевны лягушки» по ошибке принесли мне и на другой день она за ним приходила, – только теперь она в черном, и густая черная вуаль.

Я купил себе хлеба, и иду домой. А около дома – фургон стоит. Я думал молоко – нет, санитарная:

La Desinfection

В тот же вечер заметно ушла тишина. Раскрыты жалюзы в окнах, кое-где свет. А в воскресенье и смех. А на третий день все, как всегда: у кого-то гости и музыка, и что странно, ведь как явственно среди ночи автомобили и ранний трамвай, а кукушка громче, чем всегда – «теплое время?»

Проходил мимо колбасной, соблазнился: уж очень ветчина хорошая – «жамбон де Пари!» – розовая и ломтиками, режется легко и мягко, так сами и отваливаются на бумагу. Купил я 125 грам. И иду домой. Это мне на обед. При входе вижу: огромный розовый тюфяк к стене прислонен. Я остановился: тюфяк как-то так выгнулся, ну как живой, и такой розовый, как ветчина. (И я вспомнил: «недожитая жизнь ——»).

«Это его, это он на нем помер – выветривается!».

Конец

Очень просто: подходил на остановке в трамвай сесть, а какой-то шалый автомобиль налетел сзади, сбил с ног – и повалился я на спину, и уж под самым носом стальная перекладина между колес, говорю «конец»! – но тут точно шум крыльев, и крик. Автомобиль остановился. Я выпростал ноги, поднялся, как пульчинелла, и медленно пошел домой: где-то, чувствую, по хвосту ударило и правую руку больно, она, как хвост.

А дома вижу: мой Фейермэнхен – цверг в колпачке – лежит на полу, носом в ковер. Понимаю, это он скликал гномов и цвергов, чтобы помочь мне – понимаю: тогда, как я брякнулся, это они подостлались, кто хвост, кто что. Спасибо! Я взял его с пола, усадил на место в уголок под «эспри» и «чура». А сам лег.

———

«Он знает? – Ты знаешь? Кто это? – ведь и он и его товарищи видят яснее, чем мы. – Не знаешь? – За последние дни такая напряженная жизнь на этом танцующем куске земли – Париж! 14-ое июля! – среди ночи барабан и свист – много вызвано демонов: месть и кровавые. Должно быть, я попал в середку – моя-то жизнь чего? уж она очень незаметна! – да, в середку и шарахнуло („и-в-хвост-и-в-гриву!“). Одна еще минута – и уж без слов конец».

И я вспомнил, в воскресенье в St. Sulpice за вечерней какая-то женщина дала мне образок:

«St. Ange soyez mon guide!»

«Или против назначенного – судьбы – и демоны ничего не могут?»

Те ночи были сокровенны, а эта ночь-

И вот что скажу: судьба не страшна, а ужасна; это – как безглазый (а по-своему зорче стрелка!) тяжелый камень или пролетит или расплющит. И не знаешь, когда это будет, и что тебя вот в ту следующую минуту ждет – вот уж никакой дырки!

4. Алжирские шишки

Пять бубликов от старого Моисея