Том 11. Зга

И решено было, чтобы каждый совершил необыкновенный поступок.

Первым выступил студент Прокопов.

– Давайте сделаем так… Неделю назад, как вам известно, умер наш профессор, знаменитый хирург Петров; всю свою жизнь провел он нелюдимо и слыл колдуном. Похоронен он, как вам известно, на Смоленском – мы позовем этого нелюдима к себе в гости1

Одобрительный смех товарищей, как ветер, захлестнул слова.

– А чтобы он не упрямился, – горячей продолжал Прокопов, – мы снимем временный крест с его могилы. И пусть тот, кто вызовется это сделать, в знак храбрости принесет этот крест сюда.

И опять смех, и еще громче, взорвал чердак.

Не хватало только смельчака.

– Я согласен, – сказал Лапин, – я пойду и позову его, но креста я не возьму: это будет обида для покойника.

– А какое же доказательство твоего приглашения? – закричали товарищи.

– А пусть кто-нибудь со мной пойдет, вот и будет свидетель.

– Хорошо, – поднялся высокий чернобородый Смыгин, самый хмурый и самый сильный, – я пойду.

И под смех товарищей, пошатываясь, оба вышли из комнаты.

И когда спустились с лестницы и очутились на дворе, ветер едва не сшиб их с ног. Но это их нисколько не остановило: решимость оказалась хмельнее и пива и водки.

Через липкую грязь и канавы добрались они до кладбища.

Луна, тая в быстром облачном лёте, издалека мерцала. Порывом с шибающим ветром пылил мелкий дождь.

Это был час, когда по северному морю пробегает летучий голландец.

После немалых поисков, наконец, нашли они свежую могилу профессора, белый его березовый крест. Лапин снял шапку.

– Достопочтенный ученый, – сказал он, обращаясь к могиле, – вся ваша жизнь была посвящена облегчению горя вашего ближнего. Вы спасли тысячу жизней от смерти, болезней, несчастья. Теперь, когда вы получили справедливое успокоение от трудов, я прошу вас разделить компанию ваших бывших учеников: я полагаю, что у вас имеется свободное время за гробовой доской.

Лапин хотел было надеть фуражку, но ветер вырвал ее из рук, поднял вверх над крестом и унес.

И в ту же минуту Смыгин схватился обеими руками за крест и с силой рванул его из земли.

– Не смей! – крикнул Лапин.

Но было уже поздно: рыхлая земля легко поддалась.

И когда они опять вернулись к себе на чердак и Смыгин показал белый профессорский крест, удовольствию товарищей не было конца.

Только Лапин, сразу осевший, бормотал:

– Извини, мы обидели тебя.

Попойка подходила к концу: допивалось и разливалось последнее. И скоро все повалились спать.

Лег и Лапин.

Но заснуть не мог. Он точно погружался в какую-то плывучую пропасть и с ужасом перевертывался на другой бок, а его начинало немилосердно качать, и все под ним качалось без всякой опоры.

И он поднялся.

А выйдя из комнаты, сейчас же забыл, зачем шел, спустился по лестнице во двор и очутился на улице.

Тут он заметил, что погода переменилась: полная луна светила ясно, и было совсем тихо. Сами ноги понесли его на кладбище. Без труда нашел он знакомую могилу и бессильный упал.

– Извини, мы тебя обидели! – бормотал он, тычась в разрытую липкую землю.

И как-бы в ответ вдруг блеснули перед ним золотые очки, лысина, рыжеватая борода.

– Ты меня, Лапин, не обидел, – отчетливо и ясно сказал профессор, – я помню тебя и знаю, как ты прилежен. Но ты бездарен: твой ум и твое сердце никуда не годятся.

Больше ничего не видел Лапин и уж ничего не слышал.

А когда он проснулся, оказалось, что спал на полу у самой двери и очень неудобно.

Следы вчерашней попойки и как попало распластавшиеся товарищи, все это показалось ему крайне отвратительным, и он поспешил выйти.

Проходя по двору, Лапин с удивлением заметил, что картуз его висит на гвоздике около дворницкой.

Да, он не ошибся, это был его картуз.

И он взял его, постоял и, ничего не понимая, тихонько вернулся.

А должно быть, долго стоял на дворе: в комнате он не нашел уж своих товарищей, и белого профессорского креста не было.

А может, все это только пьяный угар?

И в действительности ничего не было: ну, выпивать выпивали, вот и бутылки, но крест и профессор…

Успокоенный на пьяном угаре, Лапин прибрал комнату и, как всегда, уселся за работу.

Так и пошла жизнь своим чередом.

А дня через три всякая именинная память вытеснилась из головы, и все позабылось.

2

Со всем напряжением внимания своего, как самый старательный ученик, сидел Лапин за грудою книг.

Ветер шумел за окном, и за занавеской похрапывала Сашенька.

С трудом разбирая ученое сочинение, Лапин вслед за боем полночи услышал, как кто-то сзади сказал:

– Ты бездарен: твой ум и твое сердце никуда не годятся. Но я переменю твое сердце и ум, потому что ты был добр к людям.

Лапин вздрогнул и невольно повернулся на стуле: перед ним стоял покойный профессор: золотые очки, лысина и рыжеватая борода поблескивали, как в тумане; он был в белом халате, а в руке светился скальпель. Повелительно указал он на кушетку.

Лапин, замирая от страха, покорно встал со стула и лег.