Том 1 (XI-XII века)

Имеяше же обычай сиць великый отьць нашь Феодосий, якоже по вся нощи обиходити ему келие мниховы вьсе, хотя уведети когоджо ихъ како житие. Егда бо услышааше кого молитву творяща, ти тъгда, ставъ, прославяше о немь Бога, егда же пакы кого слышааше беседующа дъва ли или трие съшедъшеся въкупе, то же ту, ударивъ своею рукою въ двьри ти, тако отхожааше, назнаменавъ темь свой приходъ. Таче въ утрей дьнь призъвавъ я, нъ не ту абие обличааше ихъ, нъ якоже издалеча притъчами нагоня, глаголааше къ нимъ, хотя уведети, еже къ Богу тъщание ихъ. Аще бо будяше братъ льгъкъмь сьрьдьцьмь и теплъ на любъвь Божию, то сий въскоре разумевъ свою вину, падъ, поклоняшеся, прощения прося отъ него прияти. Аще ли будяше пакы братъ омрачениемь бесовьскымь сьрьдьце покръвено имый, то сий станяше, мьня, яко о иномь беседують, самъ чистъ ся творя, дондеже блаженый обличашети и́, епитимиею того утвьрдяше, и отъпустяше. И тако вься прилежьно учааше молитися къ Господу и не беседовати ни къ кому же по павечерьний молитве, и не преходити отъ келие въ келию, нъ въ своей келии Бога молити, якоже кто можеть и рукама же своима делати по ся дьни, псалмы Давыдовы въ устехъ своихъ имуще и сице же имъ глаголааше: «Молю вы убо, братие, подвигнемъся постъмь и молитвою, и попьцемъся о спасении душь нашиихъ, и възвратимъся отъ зълобъ нашихъ и от путий лукавыхъ, яже суть сии: любодеяния, татьбы и клеветы, праздьнословия, котеры, пияньство, обиедание, братоненавидение. Сихъ, братие, уклонимъся, сихъ възгнушаимъся, не осквьрнавимы си душа своея, нъ поидемъ по пути Господню, ведущиимь ны въ породу, и възищемъ Бога рыданиемь, сльзами, пощениемь и бъдениемь, и покорениемь же и послушаниемь, да тако обрящемъ милость отъ него. Еще же възненавидимъ мира сего, всегда поминающе о семь Господа рекъшааго: “Аще кто не оставить отьца и матере, и жену, и детий, и селъ мене ради Еуанглия, несть ми достоинъ”,[950] и пакы: “Обретый душю свою погубить ю, а погубивъ ю мене ради — спасеть ю”.[951] Темьже и мы, братие, отърекъшеися мира, отъврьземъся и сущиихъ въ немь, възненавидимъ же всяку неправьду, еже мьрзъкааго не сътворити, и не обратимъся на прьвыя грехы, якоже и пси на своя бльвотины. “Никътоже бо — рече Господь — възложь рукы своея на рало и обращься въспять, управленъ есть въ царьство небесьное”.[952] Како же мы убежимъ мукы бесконьчьныя, коньчавающе время жития сего въ лености, а не имуще покаяния? Лепо бо намъ есть, нарекъшемъся чьрньцемъ, то по вься дьни каятися грехъ своихъ: покаяние бо есть путь, приводя къ царьству, покаяние есть ключь цесарьствия, бес того бо неудобь вълести никомуже. Покаяние есть путь, въводя въ породу, того пути, братие, дрьжимъся, на томь пригвоздимъ плесне и стопы, къ тому бо пути не приближаеться змий лукавый, того бо пути шьствия суть прискърбьна, а последь радованьна. Темьже, братие, подвигнемъся преже дьни оного, да получимъ благая она, избегнемъ же всехъ хотящихъ быти на неродивыихъ и не въ покаянии живущиихъ».

Святый убо си наставьникъ сице творяаше, къ симъ и учааше вьсю братию. Они же, яко земля жажющия воды, тако приимааху словеса его, приносяще трудовъ своихъ плоды къ Господу. овъ съто, овъ же 60. И бе видети на земли человекы, житиемь акы ангелъмь тъчьны, и манастырь тъ подъбьнъ небеси, и въ немь блаженый отець нашь Феодосий паче солнца въсиявъ добрыими делы, якоже се явися игумену манастыря святаго архистратига Михаила, Софронию же именьмь. Едущю бо ему въ манастырь свой, нощи же сущи тьмьне, и се виде светъ надъ манастырьмь тъкъмо блаженаго отьца нашего Феодосия. И якоже чюдяся ему, славяаше Бога, глаголя: «О, колико благостыня твоея, Господи, яко показалъ еси такъ светильникъ въ месте семь — преподобьнааго сего мужа, иже, тако светяся, просвети манастырь свой!» Сице же ини мнози, видевъше се многашьды, споведаху се.

Темьже убо слышаще князи и боляре доброе ихъ житие прихожааху къ великууму Феодосию, исповедающе тому грехы своя, иже велику пользу приимъше бо от того, отъхожааху, ти тако пакы приношааху ему нечьто мало отъ имений своихъ на утешение братии, на състроение манастырю своему. Друзии же и села въдаваюче на попечение имъ. Наипаче же зело любляаше блаженааго христолюбивый князь Изяславъ, предьржай тъгда столъ отьца своего, и часто же и́ призывааше къ собе, мъножицею же и самъ прихожааше к нему и тако духовьныихъ техъ словесъ насыщашеся и отъхожааше. Якоже отътоле тако Богъ възвеличаше место то, умножая вьсехъ благыихъ въ немь молитвами въгодьника своего.

Отьць же нашь Феодосий беаше сице запретилъ вратарю, да по отъедении обеда не отврьзаеть вратъ никомуже, и никтоже пакы да не въходить въ манастырь, дондеже будяше годъ вечерьний, яко да полудьнию сущю почиють братия нощьныихъ ради молитвъ и утрьняго пения.