Ты, молчаливый, изведал много,Ты! недоверчивый, был умен,С лучшими мира ты видел Бога,С самыми страшными был клеймен.Знающий — самое лучшее смерть лишь,Что ж не прикажешь себе: «Ложись!»Окнам безлюдным позорно вертишьЗлую шарманку, чье имя — жизнь.Пыльны цветы на кустах акаций,Смят одуванчик под теркой ног…Твой дьяволенок посажен на цепь —Вырасти в дьявола он не смог.Что же, убей его, выйдя к Богу,Выбери схиму из чугуна,Мерно проламывая дорогу,Как спотыкающаяся луна.Будешь светить ты неярким светом,Где-то воруя голубизну,И завершишь небольшим поэтомЗакономерную кривизну.
IВорота. Пес. Прочавкали подковы,И замер скрип смыкающихся створ…Какой глухой, какой средневековыйКитайский этот постоялый двор.За ним — поля. Кумирня, кукуруза…А в стороне от глинобитных стен,На тонкой жерди, точно для антенн, —Отрубленная голова хунхуза.IIЯ проснулся в третьем часу,Ночь была глубока, как яма.Выли псы. И, внимая псу,Той звериной тоске упрямой, —Сжалось сердце. Ему невмочь,Не под силу ни сон, ни бденье!..И плескалась о стекла ночьНебывалого наводненья.IIIКожа черная с синевой.Лоб и щеки до глянца сухи.На открытых глазах егоКопошились желтые мухи…Но угроза была у губ,В их извилистой нитке серой,И шептал любопытным труп:— Берегитесь!.. Пришла холера.
ФОРМУЛА БЕССМЕРТИЯ («Какой-то срок, убийственная дата…»)[214]
Какой-то срок, убийственная дата,И то, что называлось мастерством,Что смелостью пленяло нас когда-то, —Уже фальшивит шамкающим ртом.О, трупы душ в тисненых переплетах,Чей жар остыл, чей свет уже потух, —Что уцелело от посильных взлетов,От непосильных творческих потуг?Лишь чудаков над вашим склепом встретишь;Но даже им, искателям пути,Сверкающую формулу бессмертьяВ остывшем пепле вашем не найти!И только страсть высоким воплем медиЕще звучит, почти не отходя,Да голубые молнии трагедийУ горизонта небо бороздят…Лишь вопль из задохнувшейся гортани,Лишь в ужасе воздетая рука…Лишь речь нечеловеческих страданий,Как маяки, как искры маяка, —Векам, в века!