Только бы не

Толчки теряют ритм, ускоряются. Дыхание Дмитрия звучит громким «Ах» на моей щеке, его язык толкается в мой рот в последнем порыве. Он высвобождает руку и с силой трёт клитор, пытаясь подвести меня к оргазму, но я не позволяю. Обхватываю его ногами, вонзаю ногти в его спину, заставляя сосредоточиться на собственном удовольствии.

Ещё несколько толчков, и Дмитрий выходит из меня и, содрогаясь, кончает мне на живот.

Я любуюсь Дмитрием. Чистым, острым удовольствием на его лице с ноткой драмы из-за полутьмы.

Я бы не возражала, если бы он кончил в меня, утром куплю таблетку. Но так даже лучше.

Не просто лучше, а замечательно.

Его влажное дыхание на моей шее. Его запах, животный, горячий. Тёплый привкус кожи.

Его уверенность, море уверенности.

Дмитрий снова касается меня, ласкает.

— Не нужно! — останавливаю, сводя ноги. — Мне очень хорошо.

Не хочется портить этот момент правдой о том, что кончить я не смогу. Удовольствие тела — это ничто по сравнению с жаждой всего моего существа получить очищение. Разрушить прошлое, выбить его из себя, стереть в порошок. Оставить только шрамы и научиться с ними жить. С Дмитрием я чистая, желанная и безгрешная. Большего не надо.

Дмитрий ложится на меня, растирая семя по моему животу.

— Теперь в тебе только я. Везде. Больше ничего и никого.

Он слизывает капли пота с моей шеи, прикусывает тонкую кожу над ключицей.

Он помечает меня страстью. Заполняет меня светлым, лёгким чувством, как шарик гелием. Этому нет названия. Я очень хочу принять это чувство за благодарность, но не получается. Это большее.

С этим светом внутри кажется невозможным лечь обратно в прокрустово ложе моих страданий.

Глава 7

Если у страсти есть запах, это тепло кожи Дмитрия, его пот, дыхание и шёпот.

Если у страсти есть звучание, то это вибрация в горле Дмитрия, когда он ласкает языком впадинку моего пупка.

Наощупь страсть, как тугие тяжи его мышц под моими пальцами. Как наждачная небритость его щёк.

Дмитрий полностью захватил контроль. Он не позволяет мне встать с постели, потому что знает, что я могу не вернуться.

Простыня сбилась в кучу, потемнела от пота.

Уже полдень.

Голова кружится от голода и бурной ночи. От того, что Дмитрий снова спускается ниже, ласкает кожу, липкую от его семени, трётся щетиной о покрасневшие бёдра. Его язык нащупывает самую чувствительную точку и чередует пытки: бьётся о неё точными ударами, потом кружит вокруг мягкими широкими мазками. Это не доведёт меня до пика, что-то внутри заперто на ключ, но отказаться от ласки не могу. Вернее, не хочу, да и Дмитрий не позволит.

Когда тебя боготворят, становится всё труднее сомневаться в себе.

Невозможно считать себя грязной, когда мужчина вылизывает тебя, задыхаясь от удовольствия. Он не смотрит мне в глаза, не проверяет мою реакцию, не играет. Дмитрий дорвался до меня и не отпускает. Берёт всё, пока может.

Я могу передумать в любой момент, и он об этом знает.

Если я его любовница, то пусть. Не стыдно и ничуть не унизительно быть в эпицентре такой страсти. Такого поглощения. Похоть честна насквозь, она лечит мои тело и душу, снова и снова доказывая, что в своей нужде Дмитрий сосредоточен только на мне. Это не слепая похоть. Он выбрал именно меня, наплевав на прошлое, и хочет меня до зубовного скрежета.

Этого мне достаточно.

Напитанная его страстью, как губка, я не вмещаю в себя ничто другое.

Смеясь от щекотки, я пытаюсь выползти из-под Дмитрия.

— Если я сейчас не приму душ, то прилипну к дивану.

— Так будет проще тебя удержать!

— Тогда умру от голода.

Дмитрий морщится, с голодом не поспоришь. Неохотно отпускает меня, но напоминает:

— Ты покрыта мной, теперь в тебе только я.

Он говорит весомо, почти зло, провоцируя меня оспорить сказанное.

Я прислушиваюсь к себе, но внутри только истома. Дмитрий выжал из меня прошлое, и даже если эффект не продлится вечно, ритуал сработал.

Дмитрий изменил мой мир, и мне тоже хочется оставить след в его памяти. Раз уж я приняла похоть Дмитрия, то пусть у неё не будет правил. И приличий тоже. Когда мы ели перед телевизором, Дмитрий аккуратно сервировал столик, сложил салфетки ровными треугольниками. Меня не устраивает его идеальность. Наша связь происходит вне прямоугольной жизни честного мэра, и я намерена разбить его правила.

Поэтому я иду на кухню, не одеваясь.

Дмитрий смотрит мне вслед, его взгляд, его тело отзываются на мой вызов. Но прежде чем пойти на кухню, он натягивает пижамные брюки.

Я отрезаю кусок сыра, толстый и неровный, и беру яблоко. Откусываю и, медленно жуя, поворачиваюсь к Дмитрию. Он смотрит на моё обнажённое тело так жадно, словно не было прошлой ночи, выжавшей его силы.

Я протягиваю руку, чтобы он увидел, как варварски я порезала сыр. Дмитрий встречается со мной взглядом. Он не из тех, кто ест из женских рук, но, когда я касаюсь его губ сочной мякотью яблока, он приоткрывает рот. И тогда я быстро отвожу руку и взглядом показываю на его брюки.

Дмитрий неохотно принимает мой вызов, раздевается.

Мужчина, прочно закованный в броню костюма-тройки, стоит на моей кухне совершенно голым. И ест из моих рук.