Только бы не

Но мы не умеем разговаривать, не знаем, кто мы друг другу. Однажды я была учительницей Ари, и тогда всё было просто, темы напрашивались сами. Потом мы с Дмитрием стали врагами. Он не мог или не хотел понять моё саморазрушение, а я — его настырность, грубость и похоть во взгляде. Мы не слушали друг друга, а сразу бросались в хлёсткий, крикливый бой. Потом мы сразились в другой плоскости. Дмитрий пытался меня купить, я отказалась и случайно вышла победительницей.

Или Дмитрий позволил мне победить.

Мы не должны были снова увидеться, но вот он рядом. Вот плечо Дмитрия, его рука, край выглаженной футболки. Пижамные брюки тоже в идеальном порядке, будто он и не ложился вовсе.

Вот он в моей квартире вместе с сыном, и это неправильно. Я стала частью их драмы, свидетельницей слабости Дмитрия.

Мы не умеем разговаривать друг с другом.

— На работе тобой довольны, — Дмитрий хватается за тему.

Кто бы удивился, он за мной следит.

— Я не слежу за тобой, — он слышит мои подозрения. — Матвей сам мне написал. Говорит, что ты идеальная работница, но он за тебя волнуется. Ты нелюдимая и пугливая. За тобой многие ухлёстывают, но ты ни с кем не общаешься.

На слове «ухлёстывают» его голос дрогнул.

За мной никто не «ухлёстывает», это выдумка Матвея Борисовича. Не иначе как дразнит Дмитрия, пытаясь распробовать начинку наших отношений.

Но я не собираюсь обсуждать свою жизнь. Есть только одна тема, на которую я согласна говорить.

Мы стоим рядом и смотрим в окно. Почти соприкасаемся плечами, и в этом «почти» — гарантия моего спокойствия.

— Ари замечательный, — улыбаюсь в темноте.

— Утром я уговорю Ари вернуться домой. — Дмитрий произносит «Ари» с нажимом. Он не только позволяет мне сокращать имя его сына, но и сам следует моим правилам, так как находится в моём доме.

— Пожалуйста, выслушай его.

— Выслушаю. Мы заберём вещи Ари из школы и вернёмся домой. В летнюю школу я его не отправлю, пусть побудет дома. Я приложу усилия… все возможные усилия, обещаю тебе. Я бы никогда нарочно не обидел его. Он иногда жаловался на школу, но я и подумать не мог, что всё так серьёзно, что он копит деньги и планирует побег. Не знаю, как так случилось, как я не заметил, пропустил… не догадался… не услышал…

Голос Дмитрия треснул до самой глубины, до холодного места в его груди. Там, где живёт душа.

Я не ожидала такой откровенности. Наоборот, думала, что он будет непреклонен и не признает свою вину, поэтому и отложила разговор до утра. Дмитрий ушёл укладывать Ари, он не стал поднимать сложную тему на ночь глядя. Чем дольше я ждала Дмитрия, тем больше волновалась. На споры не было сил, поэтому я закрылась в спальне, отложив разговор до утра. Слабость сильного мужчины бывает неприглядной, и случайные свидетели платят за неё высокую цену.

Однако даже сейчас Дмитрий не кажется слабым. Чёрствый, непреклонный мужчина, он признаёт свою ошибку. Очень большую. И делает это без оправданий, без налёта театральности. Констатирует факт, не пытаясь сгладить острые углы и оправдаться. Будто и не задумывается вовсе, что я могу распустить сплетни и обратиться в газеты.

Я могу, но никогда этого не сделаю, потому что его слова отзываются во мне болью. Я тоже не знала, как случилась моя беда, как я не заметила, как не догадалась. Дмитрий, как и я, анализирует каждую минуту прошлого в поисках своих ошибок. Сожалеет, что принял жалобы Ари за детские капризы, стыдится каждого раза, когда отказался его слушать, отругал, пристыдил…

Дмитрий копается в прошлом, как я, но указать ему на эту параллель немыслимо.

— Ари чудный, он самый лучший. Он тёплая, маленькая, живая версия тебя, — признаю с улыбкой.

Удивлённый комплиментом, Дмитрий наклоняется, вглядываясь в моё лицо. Я поворачиваюсь к нему и сразу отступаю назад, поражённая волной жара, исходящей от мужчины. Чистой энергии несказанных слов и неутолённых желаний. Если бы он поделил этот жар на капли тепла, Ари хватило бы на многие годы.

— Иди спать, Дмитрий, уже поздно, — отхожу в сторону.

— Уже рано.

— Тем более. Иди.

Он слушается, медленно идёт к двери.

— Хорошо, что Ари приехал к тебе, — говорит на прощание.

— Я не знаю, почему он выбрал меня. У вас наверняка есть родственники, друзья…

— Я бы тоже к тебе приехал.

Дмитрий ушёл в гостиную, оставляя со мной это неожиданное откровение.

* * *

Наутро показалось, что ночной разговор мне приснился. Я заснула поздно, и когда проснулась, мои гости уже возились на кухне. Они делали очередной завтрак по правилам Дмитрия Волинского, только в этот раз включили в меню и мои запросы. На столе ровными ломтями нарезана колбаса. Та самая, которую Дмитрий считает ядом. Ари ломает апельсин на дольки, а Дмитрий взбивает в миске яичные белки.

Дмитрий Волинский помнит, что я ем на завтрак.

— Мойте руки, Виктория Михайловна! — требует Ари. — Я делаю вам фруктовый салат, но фруктов у нас мало, только яблоки и апельсины. Папа сказал, что после завтрака мы сходим в магазин.

Я надеялась, что после завтрака они с папой сходят… уедут домой. По крайней мере именно об этом мы договорились ночью.