То было давно…

– Какой вздор, – осердился гофмейстер. – Какая Баба-Яга. Что за чушь!

– Верно, барин. Она тута. Вона, огонек светит. Я знаю, эта самая. Ну и баба, эх-вдова.

Приятели вылезли из розвальней и стояли передо мной как враги.

– Ну ее к черту! – кричал приятель Вася. – Это какая-то ловушка. Опять какой-то вздор, чушь!

Генерал сердился: ему в рот попал снег с рукава Сучкова и он поперхнулся.

– Ехали на охоту, а приехали… к Бабе-Яге! Только у тебя такие истории!

Я тоже рассердился:

– Да что вы, на самом деле, обалдели все? Я в первый раз про нее слышу. Сам не знаю, что за баба такая… И притом – я боюсь щекотки, смертельно боюсь.

– Опять ерунда. Щекотка. Нет, нет, довольно. Я с тобой больше на охоту не еду! – кричал Павел Александрович.

– Щекотка – это русалки. Я тоже терпеть не могу этого вздора. Кругом метель, неизвестность, а тут чепуха такая, – сердился гофмейстер.

– Во, – говорит Батранов, подходя. – Она самая. К ей попали. Эка, куда заехали, на Выселки. Сейчас поведу лошадь. Садитесь. Хорошо, что попали. А то просто пропадай.

И он тихо вел лошадей.

В щелях закрытых ставень виднелся свет. Батранов остановился у крыльца большого дома. Мы вылезли и поднялись по широкой деревянной лестнице к двери и постучали. В коридоре слышался смех.

– Слышь, – сказал тихо возчик. – Вы, мотряй, не говорите «Баба-Яга». Это ведь ее так прозвали. А она-то лекарка. Э-эх, красива.

Дверь открыла простоволосая девчонка. Войдя в коридор, мы встретили высокого роста очень полную женщину, молодую. Черные как смоль волосы были зачесаны назад, в большую косу. Веселые темно-серые глаза улыбались. Увидев нас, она засмеялась и маленькими кистями рук хлопала себя по коленям. Смеясь, говорила:

– Откуда это вас позанесло? Охотники!.. Идите, идите. Рада гостям.

Девчонка веником стряхивала с нас снег. Большая чистая горница, пол покрыт циновками, венские стулья, скамьи. В углу большой стол накрыт скатертью. Самовар. За ним сидели лесник-объездчик, какой-то черный солидный купец с золотой цепью на жилете и дьячок от Спаса Вепрева. Они встали и поздоровались с нами.

В комнате было тепло. Мы сели за стол и достали закуски. Хозяйка, улыбаясь, ставила графины, говорила: «Озябли, чай кушайте», угощала нас. Она смеялась и как-то быстро отводила в сторону глаза. Как жемчуг были ее зубы. И маленький рот красиво улыбался. Она была очень полна. Белое лицо окаймляли черные волосы.

Павел Александрович Сучков надел пенсне и смотрел на хозяйку, подняв брови до пробора волос.

– В какую пургу попали! – говорила хозяйка. – Запутались, знать?

– Мы так счастливы, – сказал гофмейстер. – Среди пурги, и вдруг – вы! Так прекрасны! Это среди пурги-метели. Очарование. Ваше здоровье!..

– Я рада, – взяв рюмку, сказала она, – гостям таким, охотникам. Где ж дождаться? Вот метель помогла. А то где ж? Не приехали б. – И так ласково смотрела на нас.

– И мы так рады, – говорили мои приятели. – Это просто волшебно.

– Бога видеть нельзя, – сказал вдруг черный купец.

– То есть, вы это к чему? – удивленно спросил гофмейстер.

– А до вашего приезда, – ответил купец, – вот он, Семен Петрович, главный лесник и объездчик, говорил: что такое Бог? Вот и вышел у нас разговор. «Нет в живых человека, который мог бы Меня видеть», – вот что сказал Бог Моисею.

– Ну чего вы, право? – сказала хозяйка. – Яков Наумыч, гости, вона, ничего не кушают.

– Это верно. Вот выпьем. Это вот рябиновая. Легенькая. Ну, за хозяйку!..

Выпили за хозяйку. И она, выпив рюмку, сверкнула глазами.

– А позвольте спросить, – сказал Василий Сергеевич, – вам известно, что мы от обезьяны происходим?

– А кто сотворил? – спросил дьячок. – А создал кто? Обезьяну-то кто сотворил? Нуте-ка, скажите. Кто эту самую обезьяну создал? И зачем? Нуте-ка?

Приятель мой Вася смотрел на дьячка, держа рюмку, и, закрыв глаза, рассмеялся:

– А верно! Зачем обезьяну-то? И зачем нужно было происходить от обезьяны? – Он хохотал. – Вот, Павел, был бы ты обезьяна, на хвосте бы рюмку держал.

– Довольно пошлостей! – крикнул строго Сучков.

– А позвольте вас спросить, – не унимался Василий Сергеевич, – почему у Павла Александровича вот на руке волосы? Почему?..

– Вот-вот, – подтвердил объездчик. – А у меня на груди. – И, открыв ворот, он показал грудь.

– Верно, – подтвердил черный купец. – Волосья растут где и не надо.

В это время чей-то голос на печке как-то странно сказал:

– Ну, буде вам, право. Ишь, вас метель кружит. В голове вертит. Заворачивает. Ух, ух, лихо. Сейчас наружи мороз, слышь, ветер в трубе воет, зло сулит.

Мы замолчали и услышали вой ветра – протяжный и злобный.

Странный голос продолжал:

– И-ых, она, Баба-Яга, ха-ха-ха-ха. Вдова… Ха-ха!..

У печки стояла хозяйка и улыбалась. А потом сказала:

– Мне двадцать три года. Вдова я. Как мне теперь жить одной? Кругом лес. Метель метет. За кого и свататься, не знаю. И не знала я ране, что молодцы волосьями обрастают. На облизьяну переходят. Батюшки! Как в эдакой доле вдовьей горе мыкать? Кажи-ка, Бабушка-Яга…

Невозможный голос из-за печки басом ответил: