Тьма императора

– Нет, ваше величество. Два-три месяца. Она же раньше им постоянно, простите, истерики устраивала, каждый день кричала и злилась. Постепенно императрица стала делать это реже и реже. Теперь, говорят, совсем не кричит. Ко всем относится спокойно, ровно. Я не знаю, важно это или нет, просто… странно, ваше величество. Странно, что все это совпало… с гибелью его высочества Аарона.

Арен усмехнулся, качая головой.

– Бруно… мой брат, конечно, последняя сволочь, но не стоит обвинять его во всем на свете. Тадеуш смотрел Викторию, да и не только смотрел сам, он приводил своих коллег-психиатров. Все хором утверждали, что это нервное, гормональное и должно пройти со временем. Видимо, время пришло.

«И слава Защитнику, – подумал Арен. – Потому что я уже начинаю терять терпение».

Бруно поклонился:

– Я на всякий случай, ваше величество. Решил поделиться соображениями… простите.

– Ты все сделал правильно.

– Благодарю, ваше величество.

Не успел уйти главный дворцовый управляющий, как к Арену на совещание пожаловали сотрудники хозяйственного комитета. Заговоры заговорами, а бытовые проблемы никто не отменял.

Адна Алиус

Император слушал очередной доклад, когда в зал для совещаний, постучавшись, стремительным шагом вошла Адна Алиус – его секретарь – с подносом в руках. Поднос был накрыт крышкой.

– В чем дело, Адна? – Арен нахмурился, невольно покосившись на браслет. Но никаких отчетов не было.

– Просили передать вам, ваше величество, – ответила секретарь с таким каменным лицом, словно изо всех сил пыталась скрыть улыбку. Император прислушался к ее чувствам. Они казались похожими на щекотку, будто Адне было смешно.

Она поставила поднос на стол перед Ареном, серьезно сказала:

– Посмотрите сначала записку, – и ушла.

Император поглядел на сотрудников комитета – они молчали, ожидая, когда он освободится.

– Минуту, – произнес Арен и раскрыл листок бумаги, лежащий сверху на крышке подноса. На сердце сразу потеплело – он узнал корявый почерк Агаты.

«Папа! Мы с Алексом и Софией сделали тебе пастилу. Сами! Ешь!»

Пастилу…

Губы Арена задрожали.

Конечно, это была идея Софии, и наследники ее радостно подхватили. К тому же они никогда не были на дворцовой кухне, но всегда очень стремились.

Император поднял крышку. Внутри обнаружились три длинные пластинки яблочной пастилы – две не слишком аккуратные, и третья – как из кондитерской. А еще на подносе стояла большая чашка дымящегося чая и лежал какой-то листок бумаги.

– Прощу прощения, уважаемые айлы, – сказал Арен, подняв голову. – Продолжайте ваш доклад. А я буду пить чай.

У главы комитета и его зама вытянулись лица. Понятное дело – император никогда, ни разу за восемь лет, ничего не пил во время совещаний, кроме воды. И не ел.

Но Арен действительно оказался демонски голоден, да и как удержаться, если это все сделали его дети?

Он откусил кусочек от пастилы и, с трудом удержав улыбку – было очень вкусно, – развернул листок бумаги.

На этот раз удержать улыбку не получилось. Потому что с бумаги на Арена смотрели лица Агаты и Александра, нарисованные простым карандашом, но от этого они не стали менее живыми. Яркие улыбки, радостно блестящие глаза и чумазые мордашки. В чем это они? Наверное, в сахарной пудре.

– Ваше величество… продолжать?

– Да, – сказал он негромко, продолжая улыбаться. – Конечно. Я слушаю.

Наследникам на кухне так понравилось, а повара были настолько тронуты тем, как искренне благодарили их дети за помощь, что София не сомневалась – на обед наверняка подадут что-нибудь особенное. Впрочем, обеда она ждала не только по этой причине.

Ей хотелось увидеть императора. И не просто увидеть, а понять, что ему стало лучше после их с Агатой и Алексом сюрприза. Секретарь его величества передала через охранников, что он был доволен, но Софии хотелось убедиться в этом самой.

К ее удивлению, на обед почти никто не пришел. Только принцесса Анна с дочерью и их аньян.

– А где все? – спросила София, поздоровавшись, и стала помогать детям усаживаться на стулья. – Или они попозже?..

Ее высочество улыбнулась, но улыбка показалась Софии напряженной.

– Сегодня никого не будет.

– А папа? – воскликнул Александр, и в этот момент огонь в камине ярко вспыхнул.

Через секунду оттуда вышел император. Погладил по волосам кинувшихся к нему детей и поднял глаза на Софию. Взгляд его был теплым, и она обрадовалась. Лучше, ему стало лучше!

– Софи, ты можешь садиться.

Она опустилась обратно на стул и чуть покачнулась, когда Агата спросила:

– Пап, а можно нам тоже называть Софи на «ты»?

На секунду в столовой повисла тишина. Даже слуги, казалось, замерли.

Потом негромко кашлянула и потянулась за водой принцесса Анна. Ее губы дрожали.

– Я думаю, – произнес император, садясь в кресло, – что спрашивать нужно не у меня, а у Софии.

Дети синхронно повернули к ней лица – на них будто застыл знак вопроса.

– Конечно, можно.

«Императрице это точно не понравится, – подумала София, глядя на радостные улыбки наследников. – А нам ведь завтра с ней в гости ехать…»