– Мы так и будем болтать, или наконец пойдем и уничтожим Дикую Кровь?
Губы Джамесины сложились в хищную усмешку.
– Пойдем. И уничтожим.
Они ринулись вперед и пронеслись мимо так быстро, что на какое-то мгновение слились в едва различимое цветное пятно.
– Проклятая древняя кровь, – проворчала Морриган с толикой зависти.
И, развернувшись, бросилась на поляну вслед за Камарильей. Ник что-то крикнул, но она не вслушивалась. Ее ждала битва.
И отмщение за каждого убитого в лагере Картрай.
Когти Эддана пропороли первую палатку и за ноги вытащили оттуда какое-то существо. Рассмотреть его Морриган не успела – в следующее мгновение его лицо превратилось в кровавое месиво.
Кое-кто из созданий выскочил из палаток даже прежде, чем они достигли поляны – вероятно, помог обостренный слух. Однако Камарилью это не смутило. Джамесина шла напролом, перерезая сухожилия и выдавливая глаза врагов, словно переспелые вишни. Ланнан-ши, внезапно утратив всю свою красоту, впивалась острыми зубками в шею и высасывала чужую лакомую кровь. Козлиные копытца глейстиг измельчали в труху кости диких древних.
Морриган не желала полагаться на Камарилью и послушно стоять за их спинами. Впрыснув в вену кристаллы экфо, она произнесла слова воззвания к Госпоже Ночь, как учил ее Файоннбарра. Клочок окружающей ее тьмы потянулся ко рту и проник внутрь, ледяными иголочками пройдясь по животу и горлу, и медленно, но ощутимо проникая в кровь.
Закашлявшись, Морриган взглянула на руки. Никакой окружающей их тэны. До сих пор непривычно осознавать: несмотря на то, что за помощью она обращалась к Госпоже Ночь, а значит, и к внутренней тьме, магия ноктурнизма была рассветной. Белой.
В ней пела ночь, и Морриган стала ее голосом. Но на этом она не остановилась.
Пара уродливых существ, лишь отдаленно напоминающих человека, попытались были наброситься на Морриган, но она стремительно шагнула в тень и в ней же растворилась. Гвиллионы, не готовые к такому повороту событий, ошалело замотали головами. Вынырнувшая позади тварей Морриган полоснула одного по горлу краем осколка истины. Спустя мгновение очередь дошла и до второго. Молниевый разряд сорванной с пояса плети прорезал ночь.
Морриган была стремительно, неуловима. Она сливалась с тенью и воссоздавала свой фальшивый образ из разлитой вокруг темноты. Обманывала, запутывала, а потом пронзала врагов молнией или зеркальным осколком. Швыряла их о деревья, исступленно крича: «Eskede»! Окруженная тенями живого мира, словами «Tolle alterius animam»[27] разрывала брешь, чтобы натравить на врагов голодные тени мира мертвого.
Когда все закончилось, истощенная Морриган ощутила нечто сродни разочарованию. Поляну усеивали тела Дикой Крови, а она стояла, широко расставив ноги и шумно дыша. Как можно отказаться от магии, что дает власть над тенями? Как отказаться от полуночной силы – противоречивой и порой разрушительной, что словно была отражением ее самой?
Как ей, во имя Дану, выбирать?
Глава 35. Две жизни, два пути
Быть с ней – вот оно, счастье.
Подражая ей, ходить по траве босыми ногами. Смотреть, как она танцует на поляне, будто полуденница[28]. Пока она плескается в озере, прятать ее одежду, будто шкуру селки[29] – чтобы осталась с ним навсегда. Помогать собирать травы под льющуюся из нежных розовых губок песню. Слушать, как она звонко смеется, и быть готовым на все ради новой ее улыбки.
Повелительницей фэйри Благого Двора (а к какому еще двору могла принадлежать Мэйв с ее чистой душой и нежным сердцем?) была Пресветлая Королева Лета. Но истинным воплощением лета для Дэмьена навсегда стала Мэйв.
Это была хорошая, простая жизнь. Больше никакой работы на Трибунал в качестве ловчего, а значит, никакой охоты за существами древней крови – теми из них, что злоупотребляли силой и превращали человеческие жизни в хаос. Нынешние обязанности немудрены – пока лесные ведьмы собирали травы и коренья за пределами Тербурского леса, Дэмьен защищал их от враждебных созданий и пришлых полуночных колдунов.
Ушло навязчивое ощущение, что он – не более чем остро наточенное оружие в руках Трибунала. Дэмьен не обманывался: его будут искать. Ристерд не отпустит искусственно взращенного берсерка, служащего Трибуналу.
Бывало, трибуны рыскали по лесу, но лесные ведьмы сделали непроходимой чащу вокруг их общины. Тропинки путали путников, бесконечно водя их по кругу и уводя все дальше и дальше от леса. Дэмьен был сердечно благодарен ведьмам за это.
К прошлой жизни для него возврата нет. Здесь его истинное счастье, его островок покоя. Мэйв удалось приручить ярость, текущую в его венах. Это было нелегко и получилось не сразу, но с каждым днем Дэмьен чувствовал, как сверхъестественный гнев, живущий в нем, ослабевает. Ярость вспыхивала, когда возникала нужда защитить Мэйв и спасших ее ведьм, и порой появлялась во снах, в которых Дэмьен гнался за кем-то или убегал от кого-то без оглядки. Но гнев угасал от ласкового и почти невесомого, словно перышка, прикосновения.
Уходил до новой угрозы. И новых снов.