Тим

– Нет, Тим, не надо плакать! Теперь ты должен быть очень храбрым и сильным. Не показывай папе, что ты плакал. Я знаю, что уделяю ему много времени, которое, ты считаешь, по праву принадлежит тебе, но его дни на исходе, а у тебя впереди целая жизнь! Разве я поступаю неправильно, стараясь подарить твоему папе немного счастья, чтобы скрасить его последние деньки? Подари ему эти счастливые дни, Тим, не будь эгоистом! Ему так одиноко! Милый, он ужасно тоскует по твоей маме, тоскует так же, как тосковала бы по тебе я, если бы ты умер. Для него свет погас.

Тим не умел контролировать эмоции, и теперь на его лице отражалась целая гамма чувств. Было очевидно, что многое он понял. Тим хорошо усваивал информацию, если она была выражена знакомыми ему словами. Возможно, какие-то нюансы ускользали от него, но общий смысл он постигал.

Мэри устало вздохнула.

– Мне тоже все эти месяцы было нелегко, ведь прежде я заботилась только о тебе, а теперь вас двое. Сколько раз я мечтала о том, чтобы снова быть только с тобой, но когда ловила себя на этой мысли, мне становилось стыдно, Тим. Видишь ли, жизнь не всегда складывается так, как нам хочется. В жизни редко бывает все идеально, и мы просто должны научиться мириться с этим. Сейчас мы в первую очередь обязаны думать о твоем папе. Ты ведь знаешь, какой он хороший, добрый человек, и справедливости ради ты должен признать, что он никогда не относился к тебе как к ребенку, верно? Он научил тебя самостоятельности, любил проводить с тобой время во «Взморье». Он всегда был тебе самым лучшим и верным другом, но при этом у него была и своя жизнь, и вовсе не потому, что он эгоист. Он всегда думал о тебе, о маме и Дони, и мысли о вас согревали и утешали его, наполняли смыслом его жизнь. Тебе очень повезло, Тим, что у тебя такой отец. Ты не думаешь, что мы должны возместить ему хоть немного того, что он щедро дарил тебе все эти годы? Тим, я хочу, чтобы с этой минуты ты по-доброму относился к своему отцу. Ты не должен волновать его, замыкаясь в себе, как делал в последнее время. И не должен показывать ему, что тебе известно все, что я сейчас объяснила. Я хочу, чтобы в присутствии папы ты пел, болтал, смеялся, словно счастлив, по-настоящему счастлив. Я знаю, это трудно понять, но я готова объяснять снова и снова, пока ты не поймешь.

В глазах Тима одновременно отразились горе и радость, а потом они потускнели и он уткнулся лицом ей в колени. Мисс Хортон гладила его по волосам и тихо с ним разговаривала.

Наконец он поднял голову и попытался улыбнуться. Не получилось. Тим выглядел растерянным, в глазах затаилась печаль. Морщинка на левой щеке прорезалась глубже. Грустный клоун, отвергнутый влюбленный, кукушонок в гнезде жаворонка.

– Ох, Тим, не смотри на меня так! – взмолилась Мэри.

– На работе меня называют тупицей, – заговорил он, – но если я очень стараюсь думать, у меня это немного получается. Мэри, с тех пор как мама умерла, я все пытался придумать, как показать тебе, что ты мне очень нравишься, ведь я думал, что папа тебе нравится больше, чем я. Я не понимаю, что ты со мной делаешь, я только это чувствую, а объяснить не могу, потому что не знаю нужных слов. Я не могу найти правильные слова… Но в фильмах, которые показывают по телевизору, я видел, что мужчина обнимает девушку, а потом ее целует, и она сразу догадывается, что она ему очень нравится. Мэри, ты мне нравишься! Ты нравилась мне даже тогда, когда я думал, что я тебе больше не нравлюсь. Ты мне нравишься, нравишься!

Он заставил ее встать, неумело обнял и прижал к себе, да так крепко, что Мэри запрокинула голову, хватая ртом воздух, и потом прижался щекой к ее щеке, пытаясь дотянуться до губ. Застигнутая врасплох, Мэри отчаянно сопротивлялась, силясь высвободиться из его объятий, а потом дух борьбы угас, осталось только ощущение близости красивого молодого тела и прикосновения неуклюжих губ. Столь же неопытная, как и он, Мэри почувствовала, что Тим нуждается в помощи и ободрении. Она не могла обмануть его ожидания и считала, что не вправе отвергнуть, унизить Тима, растоптав его гордость. Тим чуть ослабил объятия, и она, высвободив руки, стала гладить его лоб, закрытые глаза, окаймленные шелковистыми ресницами, впалые щеки. Он целовал ее в соответствии со своими представлениями о поцелуе, то есть просто прижимался к ней сомкнутыми губами, но это его не удовлетворяло. Мэри нежно надавила на его нижнюю губу, заставляя приоткрыть рот, и, зарывшись пальцами в волосы, притянула его голову к себе. На этот раз Тим остался доволен, и его восторг передался ей.

Прежде Мэри случалось обнимать Тима, но как ребенка, а теперь он открылся ей как мужчина, и Мэри Хортон пребывала в благоговейном трепете – утопая в его объятиях, ощущая прикосновение его губ, гладя мускулистую гладкую грудь. Ладонь Тима проникла под ворот платья и обхватила ее голое плечо.

– Мэри! Тим! Мэри! Тим! Вы где? Слышите меня? Это Рон! Отзовитесь!