Мэри вырвалась из объятий Тима и, схватив его за руку, потащила под сень деревьев. Они бросились бежать и остановились лишь тогда, когда голос Рона растворился вдали. Сердце Мэри колотилось так сильно, что ей едва удавалось перевести дух. На мгновение она подумала, что сейчас потеряет сознание. Тяжело дыша, она прильнула к Тиму, а когда почувствовала себя лучше, смущенно отстранилась и сказала:
– Перед тобой глупая старая дура.
На губах Тима играла прежняя восхитительная улыбка, но в выражении лица появилось нечто новое – некая зачарованность, изумление, словно он увидел ее в новом свете. Мэри будто окатили холодной водой. Она схватилась за голову, пытаясь понять, как это произошло. Как теперь разрешить ситуацию и вернуть все на круги своя, не задев чувств Тима?
– Тим, нам не следовало этого делать, – произнесла она медленно.
– Почему? – Его лицо светилось счастьем. – Мэри, я не знал, что так бывает! Мне понравилось! Это еще лучше, чем когда ты обнимаешь или утешаешь меня!
Она неистово замотала головой.
– Все равно, Тим, мы не должны были так поступать! Есть вещи, которые нам делать нельзя, в том числе и это. Плохо, что нам понравилось. Это не должно повториться, и вовсе не потому, что мне понравилось меньше, чем тебе, а потому, что это непозволительно. Поверь мне, Тим, это непозволительно! Я несу ответственность за тебя, я должна заботиться о тебе так, как того хотели бы твои родители, а значит, мы не можем целоваться. Не можем.
– Но почему, Мэри? Что в этом плохого? Мне так понравилось! – Радость на его лице сменилась непониманием.
– Само по себе это не преступление, Тим. Но нам с тобой это делать запрещено. Это грех. Ты знаешь, что такое грех?
– Конечно! Это когда ты делаешь то, что не нравится Господу.
– Так вот, Господь против того, чтобы мы целовались.
– А почему Господь против? Мэри, мне еще никогда не было так хорошо! Мне даже казалось, что я целый доллар! Почему Господь должен возражать? Это же несправедливо, несправедливо!
– Да, Тим, несправедливо, – вздохнула Мэри. – Но порой нам трудно понять Божий промысл. Есть много глупых правил, которые мы обязаны соблюдать, не совсем понимая, зачем они нужны, ведь так?
– Да, наверное, – уныло согласился Тим.
– Когда речь идет о Божьем промысле, мы все не стоим целого доллара – ни ты, ни я, ни твой папа, ни премьер-министр Австралии, ни королева. Ты уж поверь мне, Тим! – принялась уговаривать его Мэри. – Ты должен мне поверить, Тим. Если не поверишь, мы больше не сможем быть друзьями, нам придется расстаться. Мы с тобой не вправе обниматься и целоваться, это грех в глазах Господа. Я в матери тебе гожусь, Тим!
– Ну и что?
– Тим, Господь против того, чтобы мы с тобой обнимались и целовались, потому что между нами большая разница в возрасте и в умственном развитии, вот и все. Ты мне нравишься, ты мне нравишься больше всех на свете, но я не могу обнимать и целовать тебя. Это непозволительно. Если ты снова попытаешься поцеловать меня, Господь потребует, чтобы я перестала видеться с тобой, а я не хочу с тобой расставаться.
Опечаленный, он поразмыслил над ее словами и обреченно кивнул.
– Ладно, Мэри. Мне это очень понравилось, но лучше уж я буду всегда видеться с тобой, чем поцелую тебя и потом мы расстанемся.
Она довольно хлопнула в ладоши.
– Умница, Тим, я так горжусь тобой! Это слова настоящего разумного мужчины. Я очень тобой горжусь.
Он засмеялся.
– Я все равно считаю, что это нечестно, но мне нравится, когда ты гордишься мной.
– Теперь, когда ты все узнал, ты стал счастливее?
– Намного счастливее! – Тим сел под деревом и похлопал по земле. – Садись, Мэри. Обещаю, я не стану целовать тебя.
Она устроилась рядом и, взяв за руку, с любовью переплела его пальцы со своими.
– Только так мы можем прикасаться друг к другу, Тим. Я знаю, что ты не станешь меня целовать. Я не боюсь, что ты нарушишь свое слово. Но ты должен пообещать мне кое-что еще.
– Что? – Свободной рукой он сорвал несколько травинок.
– То, что произошло – я имею в виду поцелуй, – должно остаться в тайне. Пусть это будет наш маленький секрет. Тим, мы никому и никогда не должны рассказывать об этом.
– Ладно, – послушно согласился он, снова становясь ребенком. Его распахнутые синие глаза лучились любовью.
Мэри охватила злость. Тим был абсолютно прав: это несправедливо, во всех отношениях.
– Мэри, вот ты говорила про папу. Что он хочет спать с мамой в земле. Я понимаю, что ты имела в виду. Если бы ты умерла, я тоже захотел бы умереть. Мне не хотелось бы ходить, разговаривать, смеяться и плакать, честное слово. Я хотел бы быть с тобой, в земле. Без папы здесь будет плохо, но я понимаю, почему он хочет умереть.
Она приложила его руку к своей щеке.
– Всегда легче понять человека, если ставишь себя на его место, правда? Так, я слышу, папа нас зовет. Как по-твоему, ты сможешь удержаться от слез, разговаривая с ним?
Тим невозмутимо кивнул.