The Man of Property — Собственник

To have approved his son's conduct in that crash was, of course, impossible; reason and training-that combination of potent factors which stood for his principles-told him of this impossibility, and his heart cried out.	Оправдать поведение сына во время этой катастрофы было, конечно, невозможно; здравый смысли воспитание — комбинация всемогущих факторов, заменявших старому Джолиону принципы, — твердили об этой невозможности, но сердце его возмущалось.
The grim remorselessness of that business had no pity for hearts.	Суровая неумолимость всей этой истории не знала снисхождения к человеческим сердцам.
There was June, the atom with flaming hair, who had climbed all over him, twined and twisted herself about him-about his heart that was made to be the plaything and beloved resort of tiny, helpless things.	Осталась Джун — песчинка с пламенеющими волосами, которая завладела им, обвилась, сплелась вокруг него — вокруг его сердца, созданного для того, чтобы быть игрушкой и любимым прибежищем крохотных, беспомощных существ.
With characteristic insight he saw he must part with one or with the other; no half-measures could serve in such a situation.	С характерной для него проницательностью он видел, что надо расстаться или с сыном, или с ней — полумеры здесь не могли помочь.
In that lay its tragedy.	В этом и заключалась трагедия.
And the tiny, helpless thing prevailed.	И крохотное беспомощное существо победило.
He would not run with the hare and hunt with the hounds, and so to his son he said good-bye.	Он не мог служить двум богам и простился со своим сыном.
That good-bye had lasted until now.	Эта разлука длилась до сих пор.
He had proposed to continue a reduced allowance to young Jolyon, but this had been refused, and perhaps that refusal had hurt him more than anything, for with it had gone the last outlet of his penned-in affection; and there had come such tangible and solid proof of rupture as only a transaction in property, a bestowal or refusal of such, could supply.	Он предложил молодому Джолиону денежную помощь, несколько меньшую, чем прежде, но сын отказался принять ее, и может быть, этот отказ оскорбил его больше, чем все остальное, потому что теперь исчезла последняя отдушина для его чувства, не находившего иного выхода, и появилось столь ощутимое, столь реальное доказательство разрыва, какое может дать только контракт на передачу собственности — заключение такого контракта или расторжение его.
His dinner tasted flat.	Обед показался ему пресным.
His pint of champagne was dry and bitter stuff, not like the Veuve Clicquots of old days.	Шампанское было, как несладкая, горьковатая водичка, — ничего похожего на «Вдову Клико» прежних лет.
Over his cup of coffee, he bethought him that he would go to the opera.	За чашкой кофе ему пришла мысль съездить в оперу.
In the Times, therefore-he had a distrust of other papers-he read the announcement for the evening.	Он посмотрел в «Таймс» программу на сегодняшний вечер — к другим газетам старый Джолион питал недоверие.
It was 'Fidelio.'	Давали «Фиделио».
Mercifully not one of those new-fangled German pantomimes by that fellow Wagner.	Благодарение богу, что не какая-нибудь новомодная немецкая пантомима этого Вагнера.
Putting on his ancient opera hat, which, with its brim flattened by use, and huge capacity, looked like an emblem of greater days, and, pulling out an old pair of very thin lavender kid gloves smelling strongly of Russia leather, from habitual proximity to the cigar-case in the pocket of his overcoat, he stepped into a hansom.	Надев старый цилиндр с выпрямившимися от долгой носки полями и объемистой тульей, цилиндр, казавшийся эмблемой прежних лучших времен, и вынув старую пару очень тонких светлых перчаток, распространявших сильный запах кожи вследствие постоянного соседства с портсигаром, лежавшем в кармане его пальто, он уселся в кэб.
The cab rattled gaily along the streets, and old Jolyon was struck by their unwonted animation.	Кэб весело загромыхал по улицам, и старый Джолион удивился, заметив на них необычайное оживление.
'The hotels must be doing a tremendous business,' he thought.	«Отели, вероятно, загребают уйму денег», — подумал он.
A few years ago there had been none of these big hotels.	Несколько лет назад этих отелей ив помине не было.
He made a satisfactory reflection on some property he had in the neighbourhood.	Он с удовлетворением подумал о земельных участках, имевшихся у него в этих местах.
It must be going up in value by leaps and bounds!	Вероятно, поднимаются в цене с каждым днем.
What traffic!	Какое здесь движение!
But from that he began indulging in one of those strange impersonal speculations, so uncharacteristic of a Forsyte, wherein lay, in part, the secret of his supremacy amongst them.	Но вслед за этим он предался странным, отвлеченным размышлениям, совершенно необычным для Форсайтов, в чем отчасти и заключался секрет его превосходства над ними.
What atoms men were, and what a lot of them!	Какие все-таки песчинки люди, и сколько их!
And what would become of them all?	И что со всеми нами будет?
He stumbled as he got out of the cab, gave the man his exact fare, walked up to the ticket office to take his stall, and stood there with his purse in his hand-he always carried his money in a purse, never having approved of that habit of carrying it loosely in the pockets, as so many young men did nowadays.	Он оступился, выходя из кэба, заплатил кэбмену ровно столько, сколько полагалось, прошел к кассе за билетом в кресла и остановился, держа кошелек в руке, — он всегда носил деньги в кошельке, не одобряя привычки рассовывать их прямо по карманам, как теперь делает молодежь.
The official leaned out, like an old dog from a kennel.	— Кассир выглянул из окошечка, как старый пес из конуры.
"Why," he said in a surprised voice, "it's Mr. Jolyon Forsyte!	— Кого я вижу! — сказал он удивленным голосом. — Да это мистер Джолион Форсайт!
So it is!	Так и есть!
Haven't seen you, sir, for years.	Давненько не видались, сэр.
Dear me!	Да!
Times aren't what they were.	Теперь времена совсем другие!
Why! you and your brother, and that auctioneer-Mr. Traquair, and Mr. Nicholas Treffry-you used to have six or seven stalls here regular every season.	Ведь вы с братом, и мистер Трэкуэр, и мистер Николас Трефри брали у нас шесть или семь кресел на каждый сезон.
And how are you, sir?	Как поживаете, сэр?
We don't get younger!"	Мы с вами не молодеем!