Тевтонский орден

Было бы, конечно, большой наивностью думать, что Гогенцоллерны пламенели совершенно бескорыстной любовью к науке, которая «создает людей»; на деле они ожидали от нее, чтобы она создавала пруссаков. Им мало было нужды до того, как она дает человеку «отечество на земле», лишь бы она помогала росту прусского отечества. В Берлин всегда держалось на счету то притягательное влияние, которое оказывали университеты на население маленьких государства лишенных собственных высших школ. Но каковы бы ни были побуждение, самый факт остается для нас очень поучительным. Приобревши новую провинцию, наши короли обыкновенно начинали с учреждения в ней парламента, который должен был перенести на окраины королевства монархическую традицию, возникшую в центре его. Гогенцоллерны после всякого завоевания учреждают университет. В нашем столетии немедленно по присоединении Рейнских провинций они открыли университет в Бонне, и на наших глазах они закрепили за собой отнятые у нас Элезас и Лотарингию основанием университета в Страсеурге. Факт повторяется так часто, что нельзя не приписать его обдуманному стремлению овладеть умами посредством общей системы воспитания и таким образом достигнуть повиновения общему закону.

В 1807 г. дело шло не о моральном завоевании новой провинции: истерзанная Монархия собирала остатки сил для последней страшной борьбы, час которой был неизвестен, но неизбежен. Король прусский, по точному выражению одного из будущих профессоров Берлинского университета, хотел «воспитанием увеличить силу сопротивления в душах немцев в меру усиления иностранного гнета». Эта вера в могущество идей, действительно, весьма замечательна; но как же было не жить этой вере в Пруссии 1807 года, в момент, когда реальность этого могущества была засвидетельствована разительными фактами.