Важной проблемы автор касается в 24-й главе. Речь здесь о том, что пожилая женщина, пригласившая к себе в гости одну из воспитанниц, пришла в огорчение: как ни старается женщина, а девочка, приходящая к ней в гости в воскресенье, не проявляет ответной сердечности и внимания. Выяснение обстоятельств с Лидой Кузенковой лишь подтверждает истину, ставшую главной в повести А. Лиханова «Благие намерения». Только здесь возникает еще одна, новая тема: жесткость ребенка, даже его жестокость. Лида относится к своей названной опекунше неплохо, но безразлично. И главный смысл этих отношений для девочки — получить «трюльник» лишний раз да попить чаю с пирожными. Но, может быть, это реакция на утилитарную задачу ее опекунши? Ведь та думает о том, как ей, одинокой, придется в старости — некому будет стакан воды подать. Вот она и видит в Лиде человека, который эту простую задачу выполнит. Но идея милосердия гораздо глубже и серьезнее, нежели представляется пожилой женщине, желающей помочь девочке не без своих небескорыстных интересов. И уж совсем не понимает этих высоких идей девочка, которая не испытывает никакой благодарности за эту невысокого класса доброту.
Лариса Миронова права: дети могут отомстить за доброту, ответить на нее жестокостью и истерикой, по крайней мере, черной неблагодарностью. И это лишь еще одно свидетельство того, как трудна проблема и возможность проявления доброты.
Неудачным педагогическим решением представляется нам история передачи Вити Деева в грузинскую семью. Все происходит как бы впопыхах и не вполне законно. Во время отдыха на берегу Черного моря Витю ловит стрелочник за то, что тот кладет на рельсы банку с краской. Воспитательница вопрошает, что же с ним делать, и стрелочник, недолго думая, называет ей семью, которая хотела бы усыновить ребенка.
Но как можно принять решение об усыновлении, находясь на отдыхе вместе с группой ребят? Как можно собрать документы, необходимые для этого? А самое главное, что за семья? Об этом в записках ни слова. Ситуация вызывает сомнение. Да и последующие события подтверждают это: Витя тут же возвращается в свою старую компанию, в группу.
Вполне очевидно, что сама процедура усыновления у нас слишком усложнена. Но в то же время та легкость, с которой это происходит в повествовании, не становится аргументом в пользу облегчения процедуры усыновления. Все совершается как-то не всерьез, и складывается такое ощущение, что педагог изо всех сил стремится к тому, чтобы освободиться от своего воспитанника. Но в чем же здесь суть дела? В чем истина? В чем гуманизм воспитателя? Это остается за семью печатями.
Значительное место в «Записках воспитателя» занимают конфликты. Конфликты между педагогами. Конфликты между педагогами и детьми.
Собственно говоря, девятый вал конфликтов нарастает ко времени пребывания группы на берегу Черного моря. Элементарные технические неувязки, когда одна часть детей живет в одном месте, а другая в другом и требования двух педагогов совершенно отличаются друг от друга, — уже только одно это может быть и становится весомым поводом для противопоставления двух уровней требовательности. Незаметно, по пустякам, девочки выходят из-под контроля. Главная героиня повести как бы прикрывается нетребовательностью другого педагога. Да, надо откровенно сказать, трудно разобраться в требованиях нашей героини. Чего она хочет? Чего добивается? Дети живут сами по себе, у них нет внятной цели, и это, наверное, вторая, может быть, главная причина для распада коллектива, который только стал образовываться. Впрочем, все это, может быть, только кажется? И нам, и героине повести. Ведь никакого коллектива, собственно говоря, еще и не было. Вполне возможно, речь идет об иллюзии первых успехов, что часто случается с воспитателями, входящими в новый коллектив. Иллюзия — это еще не реальность.
Не очень-то понятен конфликт, в результате которого трех девочек отправляют одних домой, в детский дом. Это, конечно, нецелесообразно ни с какой точки зрения: ни с педагогической, ни с организационной. Кто понесет ответственность, если с девочками что-то случится по дороге? Вопрос этот может показаться перестраховочным, из области, так сказать, старой нормативной педагогики. Но без нормативности, без правила, которое не дано преступать никому, вряд ли обойдется, в том числе и обновление всей структуры воспитания в детском доме. Неудивительно потому, что, как только наша героиня возвращается домой в детский дом, выясняется, что три ее девочки, отторгнутые от остальных, пустились в бега.
Впрочем, всю эту историю можно отнести вполне и к реальной данности. К сожалению, педагогика детских домов, многих по крайней мере, находится на крайне низком уровне. Не исключено, что такое в практике бывало, да и сейчас есть. Однако это не может быть нормой, отправной точкой, от которой идет отсчет всем педагогическим ценностям. Скорее это антиидеал, антинорма.