Теплый дом. Том II: Опекун. Интернат. Благие намерения. Детский дом (записки воспитателя)

Очень меня огорчала система расселения. Рядом с базой располагался лишь один домик — двухэтажный, с романтическим названием Голубятня (в нем для нас был только второй этаж, внизу — хозяева). Правда, в хозяйском этаже сдавалась комната — 26 кв. м. Туда мы поселили всех мальчишек. И еще в пяти домиках-сарайчиках жили девочки. А находилось их жилье в деревне, за два километра от Голубятни.

Ирина Дмитриевна с детишками и медсестра жили там же, в деревне. В Голубятне поселилась я и еще двое самых маленьких ребят. Днем это был штаб отряда.

— А нет ли помещений на базе? — с робкой надеждой спросила я у Тамары Трофимовны, понимая, как сложно будет уследить за детьми, разбросанными по такой территории.

— Об этом и речи быть не может. Да и, по правде говоря, не хотелось бы подвергать таким испытаниям отдыхающих. Ведь ваши дети… трудные?

— Трудные… И именно поэтому мне не хотелось бы оставлять их без присмотра. Ирина Дмитриевна — школьный работник. Всей нашей специфики не знает. Медсестра — сама еще девчонка. Боюсь я… Понимаете?

— Что ж, подъедет ваше начальство, тогда и поговорим…

Начальство — это Татьяна Степановна. Ждали ее через две недели.

…ЭТО ГРУППА СВОБОДНОГО ВОСПИТАНИЯ ПО СИСТЕМЕ ЖАН-ЖАКА РУССО

На все мои просьбы выделить нам фронт работ таким образом, чтобы мы могли быть вместе, Тамара Трофимовна отвечала решительным отказом:

— Вы что — с ума сошли? Собрать такое скопище таких детей? Нет уж — пусть трудятся небольшими группками — не так в глаза будет бросаться.

— Много они наработают маленькими группками… Лучше — большой объем; не грех хоть немного возместить шефам из того, что они на нас затратили.

— Ну, если вы настаиваете, предложу вам одну работенку…

На следующий день, с трудом собрав детей — линейки по утрам нам тоже запретили (муштра!), — я повела своих воспитанников на объект: два гектара горной почвы. Промотыжить и разбить грядки!

Начали с энтузиазмом, однако уже через час то один, то другой убегал «попить». Пропадали надолго, потом появлялись — нога за ногу, и никакого желания «упахиваться».

Орудия труда тупились мгновенно, ручки мотыг обламывались, а работа почти не продвигалась. Изредка приходил бригадир, браковал разрыхленные участки, указывая на кучу каменьев, которые ребята усердно перекладывали со своей полосы на чужую, и удалялся.

Нещадно палило солнце, и не было никакого спасения от его всепроникающих лучей. Почва от жары трескалась. С грехом пополам доковыряли мы свои два га, и больше я такой неосмотрительности не проявляла — «кота в мешке» покупать не хотелось. Прежде чем отправиться с отрядом на очередной участок работать, я ходила одна смотреть — что и как.

Жара была даже для этих мест непереносимая. Спастись от зноя можно было только под тентом у самого берега моря. Наша Голубятня до того раскалялась, что можно было, поплевав на кровельное железо, услышать сердитое шипение…

Нам повезло с пляжем. Без особых усилий устроились самым комфортным образом: в первый же день отвоевали замечательный кусок в единоличное пользование. А затем обзавелись топчанами, шезлонгами, надувными матрацами.

Наше появление на пляже вызвало заметное оживление среди отдыхающих. Дети изобразили такую непосредственную радость от общения с морской стихией, что поневоле отдыхающие повернулись в нашу сторону. В тот день слегка штормило — баллов около трех, а может, и больше. Да разве удержишь моих. Не успела я влезть в купальник, как несколько смельчаков уже покачивались на волне в приличном удалении от берега.

Плавать на такой волне, мягко говоря, несколько рискованно. Метрах в двадцати от берега гребень обрушивается, сверху сыплются увесистые булыжники. Вторая опасность — уходящая назад вода. Как только окажешься на берегу, надо сразу же постараться встать на ноги и очень быстро побежать от моря — иначе волна унесет обратно.

Развлечение опасное. А делать нечего — запретить входить в воду? Смешно. Или вести в душные клетушки и, мечась, как Фигаро, из одной в другую, неизвестно чем развлекать?..

Какая-то строгая дама, не в силах вынести это жуткое зрелище, подошла к нам и сурово на меня посмотрела.

— Кто воспитатель?

К ней мгновенно присоединилась целая делегация.

— Я. А что? Случилось что-нибудь?

Всегда противно видеть себя со стороны в такие моменты — прикидываюсь идиоткой, отчего голос делается каким-то скрипучим, а речь — пришепетывающей.

— Стыдно… — прошипела дама.

Смотрю невинными глазами.

— О чем вы?

Чувствую — если не оградим себя от досужего вмешательства посетителей пляжа (хоть и из добрых побуждений!) — не один литр крови и километр нервных волокон испортим себе и людям.

— У вашего ребенка… — начинает трагическим шепотом отдыхающий с пестрым полотенцем на обгоревших плечах, — у вашего ребенка…

— Ус отклеился! — подсказывает Ханурик.

Дети хохочут, парламентер вежливо улыбается, строгая дама не улыбается.

— Не кажется ли вам, что вы подаете дурной пример? — начала обличительную речь глава делегации.