Темное пророчество

— Джорджина, — пробормотала она. — За то что… ну, ты понял, я отвергла твой дар бессмертия. Была ли она…

Эмми сжала губы тонкой линией, будто не доверяла им сказать что-то еще.

Я и не думал, что можно почувствовать себя ещё хуже. Ненавижу это свойство человеческого сердца. Кажется, оно умеет тяжелеть до бесконечности.

— Дорогая Эмми, я бы никогда в жизни, даже в худшие из моих дней, когда я уничтожал народы стрелами чумы или подбирал песни для сборников Kidz Bop[31], ни за что бы не стал мстить подобным образом. Клянусь тебе, я не знал, что ты здесь, что ты оставила охотниц, не знал, что существует Джорджина… Да я вообще ничего не знал. И мне очень жаль.

К моему облегчению на её лице мелькнула слабая улыбка.

— Ну, хоть в это я могу поверить.

— В то, что мне жаль?

— Нет. Что ты вообще ничего не знал.

— А… Так, значит, мир?

Она поразмыслила.

— Пока что. Но когда Джорджина выздоровеет… мы ещё поговорим.

Я кивнул, хоть и подумал, что мой список неприятных дел на будущее уже практически заполнен.

— Ладно, — вздохнул я. — Раз так, то я пойду немножко отдохну и, может быть, сочиню новое убойное хокку.

Глава 30

Лестер, врежь себе

Нельзя на один вечер

Перестать тупить?

ХОККУ НЕ ВЫХОДИЛО.

Я всё застревал на «я не хочу умирать» и не мог придумать, что ещё можно добавить. Ненавижу лить воду, когда основная идея ясна.

Охотницы Артемиды устроились наверху у грифонов, предварительно установив ловушки и сигнализацию с датчиком движения. Они всегда так делали, если я останавливался поблизости, что я считал довольно глупым. Естественно, будучи богом, я бесстыдно флиртовал с ними, но никогда не заходил дальше этого. А будучи Лестером? Я не испытывал желания умереть от тысячи серебряных стрел в груди. По крайней мере, охотницам стоило бы подумать и о моих интересах.

Талия, Эмми и Джозефина втроём долго сидели за кухонным столом, что-то приглушённо обсуждая. Я надеялся, что они говорят об очередных секретах охотниц — каком-нибудь смертоносном оружии, которое можно было использовать против армий Коммода. Луннобаллистические ракеты, к примеру, или лунанапалм.

Мэг не озаботилась поисками гостевой комнаты. Она рухнула на ближайший диван и захрапела.

Я стоял рядом, не готовый возвращаться в комнату, которую делил с Лео Вальдесом, и сквозь огромное окно-розу над рабочим местом Джозефины смотрел, как всходила луна.

— Не устал? — раздался голос у моего плеча.

Хорошо, что я больше не был богом солнца. Если бы кто-то так напугал меня в колеснице, я бы так газанул, что полдень бы настал в шесть утра.

Рядом со мной стоял Джимми — этакий щегольски одетый призрак в коричневом. Лунный свет окрасил кожу его головы в медный цвет, а из-под воротника его парадной рубашки выглядывало ожерелье из красных и белых бусин.

— Оу, — сказал я. — Эм… Нет.

Я откинулся на стену, надеясь, что выгляжу расслабленно, привлекательно и изысканно. К сожалению, я промахнулся мимо.

Джимми тактично сделал вид, что ничего не заметил.

— Тебе нужно попытаться уснуть, — пророкотал он. — Испытание, с которым ты завтра столкнёшься… — складки беспокойства обозначились на его лбу. — Я не могу себе представить.

Сон казался чем-то из параллельной вселенной, особенно сейчас, когда моё сердце плюх-плюх-плюхало, как неисправный катамаран.

— Оу, я много не сплю. Я был богом, знаешь, — я задумался, поможет ли показательное напряжение мускулов доказать мои слова. Решил, что нет. — А ты? Ты полубог?

Джимми заворчал:

— Интересное слово. Я бы сказал, я elomìíràn — один из иных. Также я аспирант на факультете бухгалтерии университета Индианы.

Я не имел ни малейшего понятия, что мне делать с этой информацией. Я не знал ни одной темы для разговора, сделавшей бы меня интересным аспиранту факультета бухгалтерии. Я также не осознавал, насколько Джимми был старше меня. Я имею в виду, смертного Лестера-меня, не бога Аполлона-меня. Я был смущён.

— Но Сссссара сказала, ты работал на Коммода, — вспомнил я. — Ты гладиатор?

Уголки его рта опустились:

— Не гладиатор. Я участвую в боях только на выходных, за деньги. Смешанные боевые искусства. Гидигбо и дамбе.

— Я не знаю, что это.

Он доброжелательно усмехнулся:

— Большинство людей не знает. Это нигерийские виды боевых искусств. Первое, гидигбо — вид борьбы моего народа, йоруба. Второе — спорт хауса[32], более жестокий, но мне нравится. 

— Ясно, — сказал я, хотя на самом деле мне ничего не было ясно.

Даже в древние времена я был страшно невежествен относительно всего, что на карте находилось ниже Сахары. Мы, олимпийцы, стремились оставаться в своём районе вокруг Средиземноморья, что, согласен, было проявлением ужасной ограниченности.

— Ты бьёшься за деньги?

— Чтобы оплачивать обучение. Я не знал, во что ввязывался с этим императором.

— И всё же ты выжил, — заметил я. — Ты видишь, что мир, эм… намного более странный, чем большинство смертных представляют. У тебя, Джимми, должно быть, много игбойи.

Его смех был глубоким и насыщенным:

— Хорошо. На самом деле меня зовут Олуджиме. Для большинства американцев Джимми проще.