Театр ужасов

– Черти полосатые, ни на что не способные! Достались мне на шею… Мало мне фраера в плюшевом костюме, так еще и буквы… Еб вашу мать, ослы невзнузданные! Откудова руки растут?! А? Я спрашиваю! Из жопы, что ли? А кто фестивалем заниматься будет? Вы все – ко мне живо, и ты, – указала она на меня пальцем, – почему в маске? – Я забыл снять маску! – Ты тоже! – Она показала пальцем на окно, откуда выглядывал Трефф. – Ко мне в кабинет! Живо!

Так я, совершенно посторонний для административных дел человек, попал на собрание… one of these days, как говорится, one of these days…

В зале, где решались дела, стоял большой стол для конференций, из светлого легкого дерева, на толстых металлических ножках, с овальным черным стеклом посередине – это был неработающий touch-screen, во время посиделок его залили выпивкой. Вокруг стола стояли уже потертые и потрепанные стулья. В зале справляли всякие праздники. Я отметился на дне рождения Хозяйки и сбежал. С тех пор повсюду валялись клочки резиновых шариков, под потолком поперек зала, сильно провисая посередине, тянулась гирлянда из веселеньких букв: happy birthday!

Нас было шестеро: я, Тёпин, Шарпантюк, Сева Миллионщик, Миня Синицын и Трефф. В комнате было душно. Шевеление руг и ног, взгляды, покашливания, вздохи – и все это с похмелья.

Самой примечательной страницей своей биографии Шарпантюк считает службу в советской армии (он служил в ГДР), до сих пор не может забыть, как лишился в армии девственности.

Севу прозвали Миллионщиком за историю с ипотечным кредитом. Пятнадцать лет назад, если не больше, Сева взял кредит на миллион крон. Теперь он об этом вспоминает чуть ли не каждый божий день. Миллион на его счету лежал ровно сутки, его должны были перевести владельцу квартиры, в которую он собирался въехать. За эти сутки Сева сильно себя извел, он даже ночью не спал, каждую минуту о миллионе думал: «Вот лежит у меня на счету миллион. На моем счету, а не мой!» Ночью вышел, сходил к банкомату, посмотрел: есть! на месте, миллион! Проверял и глазам не верил. Напоследок он догадался выписку взять: «Просто так, сувенир!» Сева ее показывает всем, потертая желтенькая бумажка, на которой и букв и цифр почти не видно, он хранит ее в кошельке рядом с банковской карточкой.

Миня Синицын по прозвищу Забей-Забудь – тихий омут, героиновый нарик со стажем. Отсидел несколько сроков за карманные кражи. Промышлял на автобусных линиях между центром и Пирита – летом в них много туристов. На все отвечал либо «забей», либо «забудь», за что и прозвали его Забей-Забудь.

DJ Treff: один раз я видел его в «Рулетке», и меня тогда это обрадовало, я в нем вообразил сообщника, а когда узнал, что он свое танцпольное прозвище пишет на скандинавский манер DJ Træff, я подумал: отлично!.. он в доску свой!.. Но это было не так. Тошнотворная тупость и нарциссизм (селфи-нарко, гаджет-мания).

Первые пять минут Хозяйка орала до хрипа. Быстро уморившись, плюхнулась в кресло, откинула голову и стонала, обмахиваясь бумагами. Она задыхалась, вся багровая от ярости и возмущения:

– Вы ничего… ничего не делаете… наше положение… день ото дня становится хуже и хуже… А вам наплевать! Вы совершенно не принимаете никакого участия в жизни нашего общества! Вы не понимаете, что мы на грани краха! Кра-ха! Вам все равно… А раз вам все равно, почему я должна переживать? Пусть все накроется медным тазом, мне по барабану! Продам все к черту – всю землю – вместе с вами – будете вертеться как черти на сковородке, вот попляшете! Мне этот говнюк уже всю плешь проел. Каждый второй день крутится, ластится. Вы что, не можете его прогнать как-нибудь культурненько? Вы ничего придумать не можете? Не видите, чего он добивается? Он ведь добьется своего, сучий потрох! Ах, он своего добьется, вот увидите, и тогда все вы запляшете, ох, вы у меня жареными петушками запоете! У вас нет идей, нет ответственности и чувства долга… Ко мне втирается этот слащавый мерзавец, а вам трын-трава, – она взмахнула единственной рукой, глаза ее описали полукруг и закатились, она закрыла их, откинулась в кресле, она дышала ртом, очень громко, из глаз ее текли слезы, – не могу, не могу его больше видеть…

Ее карнавальная свита повскакивала со своих мест. Эти клоуны вертелись вокруг нее, причитали:

– Альвина Степановна, дорогая!.. За что же вы нас так?.. Что ж мы сделаем?..

– Кормилица ты наша, – театрально добавлял карлик, прижимаясь к ее коленке.

Они обмахивали ее бумагами, предлагали воду, а мы с Миней безучастно смотрели на этот омерзительный спектакль, который они все привычно разыгрывали чуть ли не каждый день, когда на Нивалиду находил припадок. Синицын даже не смотрел, он опустил глаза себе под ноги.

– Да как же мы-то с ним расправимся, дорогая наша?.. – ворковал Тёпин, танцуя у ее бедра, стараясь влезть к ней. – Это же Шпалику надо сказать – он такими делами занимается…