Танцы на стеклах - 2

счастья и любви. Особой энергетике всеобщего веселья. Это

особенный день для меня, и, отбросив затуманивающие разум

эмоции, я вижу истину, которая сокрушает до основания мой

непробиваемый панцирь бездушного эгоиста, который я

создавал долгие годы.

   Она ранила меня, но не убила. И я буду бороться, построю

стены заново … но завтра. Сегодня я могу впустить грусть и

боль в свое сердце.

   Начиная игру, я был уверен, что наша история станет

очередным приятным развлечением, я виртуозно рассчитывал

шаги, как музыкант ноты, я был одержим желанием поставить

Меланию Йонсен на колени, но, в итоге, вышло иначе.

   И мы оба сошли с ума.

   — Джед, ты в порядке? — Мэтт толкает меня в плечо. Я

фокусирую на нем полуслепой взгляд, по губам определяя

смысл вопроса. Отстраненно киваю, убирая руки в карманы

брюк.

   — Поздравляю, парень. Но неплохо бы на невесту взглянуть,

— с улыбкой продолжает Калиган, — Чувак, ты женатый

человек. Не думал, что доживу до этого дня. Как ощущения? —

теперь он хлопает меня ладонью по плечу, приводя в чувство. Я

стряхиваю остатки оцепенения, качая головой.

   — На территории Анмара лицо моей невесты могу видеть

только я и ее близкие родственники мужского пола.

   — Ты серьезно? — изумленно спрашивает Мэтт.

   — Я познакомлю тебя с Ранией, если она когда-нибудь

приедет ко мне в Нью-Йорк.

   Калиган не находит, что мне ответить. Он слишком много

знает обо мне, чтобы поверить в происходящее. Но он забывает

о важном моменте. В Америке я могу позволить себе вести

себя не как араб, уклоняясь от обычаев и традиций своей

страны, но здесь подобное исключено. Здесь — я сын своей

страны, который обязан исполнять волю Аллаха и пророка

Мухаммеда, чтить заповеди Корана, совершать молитву пять

раз в день, обращая лицо в сторону Мекки и посещать мечеть

по пятницам вместе с отцом и братьями. И, конечно, Мэтту

странно видеть меня таким, но обе эти личности,

американский бизнесмен и арабский шейх — я.

   Но мое истинное «я» сокрыто даже от меня самого.

   В глубине души я не принимаю ни то, ни другое. Я не

принадлежу Анмару, потому что Анмар так и не принял меня,

сына шармуты. Но и законы Америки, образ жизни ее жителей

мне претят, хотя я сам с удовольствием пользуюсь всеми

возможностями свободы, которая является главным символом

Америки.

   Несколько часов шумного веселья пролетают, как

калейдоскоп сменяющихся клипов, я словно выпадаю из

вереницы событий. Морально абстрагируясь от всего, словно

со стороны наблюдая за происходящим пиром.

   В сумерках приходит время заканчивать праздник и идти в

шатер невесты, чтобы принять поздравления женщин и забрать

супругу в свой дом.

   Меня провожают улюлюканьем, свистом, барабанным

грохотом, в небо летят фейерверки.

   Вместе с моим отцом мы заходим в шатер невесты.

   Женщины поют на разные голоса, хлопают, славят пророка,

танцуют, смеются….

   Рания в роскошном сверкающем белоснежном платье,

расшитом драгоценными камнями, с длинным шлейфом,

встала со своего трона и направилась ко мне в сопровождении

своих подружек. Ее лицо было закрыто вуалью, и мне

предстояло, согласно традиции, поднять легкую ткань.

   Мои руки уверенно откидывают вуаль с лица моей жены. Я

хотел бы волноваться сильнее, до дрожи в пальцах и замирания

сердца. Так бы и было, если бы мы с Ранией любили друг

друга. Я не знаю, почему она меня выбрала, не верю, что с ее

стороны имеет место любовь с первого взгляда. Ей, в любом

случае, пришлось бы стать женой одного из братьев, и она

решила, что, выбрав «бракованного», возможно, облегчила

свою судьбу, рассчитывая на благодарность с моей стороны. Но

Рания просчиталась.

   Я хуже их всех.

   Радостные крики и улюлюканья становятся громче, когда

наши с Ранией взгляды встречаются. Она очень красивая.

Черные колдовские глаза, в которых можно утонуть, нежная

бархатистая кожа, полные чувственные губы. Рания неуверенно

робко улыбается, когда я беру в руки ее ледяные пальцы. В

глубине глаз плещется тревога и страх неизвестности.

   Я пытаюсь приучить себя к мысли, что эта красивая девушка

станет матерью моих детей… И не могу.

   Улыбаюсь, как можно мягче, абстрагируясь от радостных

возгласов, топота и хлопков в ладоши. Она очень напряжена и

напугана. Хотя, во время наших телефонных разговоров,

казалась такой уверенной. Джадир, который по воле отца был

назначен свидетелем, подает мне подарок для жены. Это

тяжелое, безумно дорогое ожерелье с алмазами и

бриллиантами. Я застегиваю его на тонкой шее Рании,

чувствуя, как она вздрагивает, когда мои пальцы касаются ее

кожи.

   — Не бойся. Все хорошо, — ласково произношу я, стараясь

успокоить разволновавшуюся невесту. Она кивает, напряженно

улыбаясь, и, когда я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее,

замирает, натягиваясь, как струна. Ее губы сухие, и я думаю,

что она близка к нервному обмороку, потому что с перепугу

забыла, что нужно дышать.

   Все замолкают, когда невесту поздравляет мой отец, и мне

кажется, что Рания бледнеет еще сильнее.

   — Добро пожаловать в семью, дочка, — говорит он на

арабском, и она в смущении благодарит монарха, опуская

длинные ресницы.

   Потом отец отходит в сторону, в очередной раз бурно

поздравляя уже нас обоих, обнимая меня чаще, чем делал это

предыдущие двадцать пять лет.