Танцующий на воде

– Ну и нарушила, ну и что? Правила кто выдумывает? Мне-то до них почему дело должно быть? А ты сам забыл, как с нами хозяева поступают, с девчонками особливо? После такого не убежишь. Привязана будешь, потому дитя родится, кровиночка. За первым – второе, потом еще. Перетянут дети, ежели вопрос встанет – бежать или оставаться. У меня прав даже побольше, чем у Парнела. Или у тебя, или еще у кого.

Люси уже не плакала. Понятно: душу облегчила. Она направилась к пещере, где просыпались остальные. Хокинс глазами просигнализировал: осторожнее, братишка! Я не внял. Мое внимание было направлено на Люси, которая приблизилась к улыбавшемуся Парнелу Джонсу и со смехом заключила его в объятия.

Шли мы бодро, с хорошей скоростью. Луна, возвысившись до зенита, озарила горную гряду, и я сообразил: Брайстон близко. Но мы его обогнули, а через пару часов оказались возле хижины. Над крышей курился дымок, окошко бликовало красноватым светом очага.

Хокинс свистел трижды, с короткими паузами. После третьего свистка свет в окошке погас. Мы выждали несколько минут, затем проследовали за Хокинсом на задворки. Дверь открылась, вышла белая женщина, совсем старенькая. Шагнув к нам, произнесла:

– Поезд на два пятьдесят всю неделю опаздывает.

– Нет, они просто расписание изменили, – отвечал Хокинс.

– Ты говорил, будет только один, – продолжала старушка.

– Верно. Только я тут ни при чем. С ними как хочешь, так и поступай.

Старушка испытующе оглядела всех по очереди и распорядилась:

– Давайте скорее в дом.

Мы вошли, помогли ей снова разжечь очаг. Пока мы возились с дровами, Хокинс вывел хозяйку за дверь – на два слова, а по возвращении сказал:

– Ну, нам домой пора.

Микайя Блэнд обернулся к Парнелу Джонсу. Лицо румянили отсветы огня, подчеркивали природную доброту.

– Не волнуйся, все будет хорошо, – произнес Блэнд.

– Я и не волнуюсь, – улыбнулся Джонс и вдруг спросил: – А когда мы выберемся, можно я отцу словечко передам?

– Кто ж тебе запретит? – съязвил Хокинс. – Только помни: если у нас проведают, какой ты заботливый сын, это твое последнее словечко будет.

* * *

Операция по вызволению Парнела Джонса удалась, к ликвидации Джорджи я руку приложил – и Коррина с остальной верхушкой решила, что мне пора больше узнать о работе Тайной дороги свободы. С закабаленного Юга я отправлялся на Север. Жить и работать мне предстояло в Филадельфии.

Предупредили меня за считаные дни до отъезда. Это считалось особым расположением. Обыкновенно агентов пересылали, не дав им опомниться. Ибо каждый из нас, сколько бы ни бредил Севером, в глубине души не хочет перемен. Когда до мечты становится рукой подать, наваливаются страхи, одолевают подленькие мыслишки: а не лучше ли сидеть, где сидел, пребывать в обжитом ничтожестве? Лично я потратил дарованные мне дни на беседы с Микайей Блэндом (он рассказывал, чего ожидать в Филадельфии), а еще на воспоминания. Бродил в одиночестве, думал о том, что привык воспринимать как должное, о том, что скоро оставлю в прошлом.

Всякому, кого Тайная дорога свободы отправляла на новое место, полагался паспорт. Причем сам агент, даже поднаторевший в выправлении бумаг, не имел права подделывать собственные документы. Этим занимались на других станциях. Основание? Вот оно: агент себе не хозяин. Моя легенда была следующая: я – мастер-краснодеревщик из мебельной компании, под прикрытием которой действовала Тайная дорога свободы. Сам себя выкупил, с Юга же меня гонят новые законы, ограничивающие права вольных цветных. Мне дали две смены рабочей одежды и приличный костюм – в церковь ходить. Имя мое осталось неизменным, зато прибавилась фамилия – Уокер.

Оставалось проработать детали переезда в Филадельфию. Райландовы ищейки шныряли по дорогам, караулили в портах и на вокзалах. Задачу облегчало то обстоятельство, что на меня не подали бы в розыск, а значит не снабдили бы ищеек моими приметами. В конце концов было решено, что я поеду поездом вместе с Хокинсом и Микайей Блэндом. План был прост. Я – свободный цветной, Хокинс – невольник Блэнда. Если мои бумаги вызовут подозрения, Микайя Блэнд подтвердит, кто я такой есть.

– Держись как свободный, – наставлял Хокинс. – Плечи разверни, голову повыше. В глаза им смотри, только не слишком долго – все ж таки цветным остаешься. Леди войдет – кланяйся. Да книжки свои любимые прихвати – с книжками-то благонадежней. Короче, не тушуйся перед ними, не то живо просекут насчет тебя.

Хокинсово напутствие я обдумывал в день отъезда. Нервы сдавали. Покупая билет, вручая носильщику чемодан, я внутренне трясся; когда же вагон качнуло и за окном поплыло вместе с пейзажем мое прошлое, мой Юг, я мысленно произнес фразу, которой надлежало стать моим настоящим: «Я – свободный».

Глава 15