Танцующий на воде

Несколько мгновений я смотрел ей в лицо, недоумевая: ну как она может сомневаться? Затем перевел взгляд на залежь.

– На болото идем. Там у них вроде тайного селения. Человек сам себе хозяин.

– А женщине в этом селении кто хозяин?

– Вот ты о чем. Понимаю. Я про это думал. Наверно, для леди место не самое подходящее…

– Я тебе нынче сказала: я не леди! – оборвала София. – Не ясно, что ли, с одного раза?

– Ладно, ладно.

– Ты меня, главное, выведи. Дальше я справлюсь. Сама.

Слово «сама» повисло между нами.

– А если не справишься?

София теперь смотрела без намека на улыбку.

– Послушай, Хайрам. Давай сразу это обговорим. Ты мне очень нравишься, очень.

Взгляд стал испытующим, я поежился и приготовился к откровению. София продолжала с расстановкой, трудно подбирая самые убедительные слова.

– Меня после Меркурия, считай, от каждого воротило, а ты вот мне по сердцу. Ты на него похож, есть в тебе что-то… родное. Но, Хайрам! Если ты решил заманить меня в это, как его, тайное поселение и стать мне вторым Натаниэлем – тут вся моя приязнь и кончается! Потому что я иначе свободу понимаю. Белого мужчину на цветного сменять – это для женщины никакое не освобождение.

Лишь теперь я заметил, что София вцепилась мне в предплечье и все крепче сжимает свои тонкие пальцы.

– Если, Хайрам, ты именно это затеял, если меня заполучить хочешь – лучше сразу признавайся. Ну! Говори! Прикидываешь небось: из селения-то она никуда не денется – болото со всех сторон, а там и дети пойдут… Что, угадала я? Угадала? Такие-то колодки ты мне приготовил, Хайрам? Или я неправа? Ты мне на других мужчин непохожим всегда представлялся. Честный парень – вот как я про тебя думала. Если не ошиблась я, ты свои замыслы сейчас откроешь, здесь. Чтобы я выбор могла сделать.

Яростный надрыв – вот что меня потрясло; может, даже не столько сами интонации, сколько их контраст с обстановкой. День отстоял безветренный, вечер спускался тишайший, обещая раннюю, долгую, непроглядную, благословенно глухую ночь – лучшее время для бегства, как мне вскоре предстояло узнать. Не чирикали птицы, не звенели насекомые, не шелестели деревья – короче, никакие посторонние шумы не отвлекали меня от Софииной речи. Впервые в жизни я не визуализировал – слова были просто словами, без картинок; причин я тогда не понимал. Зато отлично понял другое: София страшится обнаружить во мне второго Натаниэля. И я сам устрашился и устыдился – как ее подозрений, так и своих вожделений.

– Что ты, София! Никогда, слышишь? Никогда я на тебя не покушусь. Я свободы для тебя хочу. Если ты сама меня выберешь – счастлив буду, но чтоб насильно или чтоб ситуацией воспользоваться? Нет, нет!

София разжала пальцы, хватка трансформировалась в едва ощутимое прикосновение.

– Честно тебе скажу: я очень, очень надеюсь, что однажды ты ответишь на мои чувства. А они сильные, София. Знаешь, какие мне сны снятся? С ума сойти!

– И какие же это сны, Хайрам? – Пальцы снова стиснули мое предплечье.

– Какие сны? Я вижу мужчин и женщин, которые никому не прислуживают, которые сами себе пищу добывают и стряпают и сами ее употребляют, сами одежду шьют и сами носят. Розы растят себе на радость – целые огромные цветники, представляешь, – и все не для господ, а только чтоб самим глядеть да нюхать. В этом мире, София, каждый, кто полюбил, о своей любви вслух говорит и песни слагает без страха. Потому что чужим любящую пару никогда не разлучить.

Мы еще постояли над оврагом, а потом двинулись обратно – через поле, через лес. На выходе из леса мы замедлили шаг. Впереди на бледно-алом фоне выделялся черный силуэт особняка.

– Дальше поодиночке пойдем. Я первая, – сказала София.

Я лишь кивнул. Под моим пристальным взглядом ее поглотили сумерки. Я выждал еще какое-то время и сам направился на тусклый свет, означавший вход в Муравейник, и еще издали разглядел: подпирая притолоку, сложив руки на груди, меня (а кого ж еще?) поджидает моя Фина.