После того как все раны были щедро залиты йодом, Бочкин поспешил на броню танка, чтобы избежать лишних расспросов. Соколов тоже поднялся наверх, чтобы продолжить вести наблюдение по боковым флангам и сзади. Ехали молча, Бочкин поерзал в поисках опоры. Запах еды из трофейных ящиков не давал ему покоя, так что у молодого человека текли слюни от сильного голода:
– А что за продукты в ящиках, Алексей Иванович?
– Генералы немецкие везли в машинах, к Рождеству готовились. У них Новый год двадцать пятого декабря отмечают, не как у нас.
– Война, а им лишь бы брюхо набить, – фыркнул Николай.
– Ну вот, считай, подарок будет для пленных из Озаричей на Новый год от нашего экипажа танка. – Алексея будто ножом изнутри резануло. Чертовы фрицы собирались устроить пир, заморив голодом тысячи детей и женщин.
– А можно я консерву одну для собаки возьму? – встрепенулся Колька. – Она спасла нас сегодня. И жизнь мне спасла… Для девочки, для Таси, шоколад еще бы. Чтобы у девочки тоже праздник был.
– Конечно, и галет пачку возьми, и сахар кусковой – при ранении очень полезно сладкое, – поддержал Колю командир.
– А мы на Новый год раньше елку прямо во дворе наряжали. – Бочкин при виде ясного неба в россыпи звезд вдруг вспомнил о празднике, который устраивала в его детстве мама, стараясь в скудном их деревенском быту порадовать любимого сына. – Мамка весь год свечные огарки собирала, на чердаке складывала. А потом во дворе елочка у нас стояла, так она воском прямо на ветках накапает и зажжет. Красиво-о-о… Ночь и огонечки. Как будто в сказку попал, – вспоминая, мечтательно произнес Николай и, смутившись, замолчал.
Вот как всегда, ляпнул не подумав. Командир вторые сутки чернее тучи, переживает, что невеста его погибла в концлагере. Не до болтовни ему, особенно про мирную жизнь. Колька помнил, как долго был в таком же состоянии Руслан, его верный приятель, после гибели любимой Людмилы, санинструктора. Она погибла от осколка бомбы при авианалете. Чеченец почти не разговаривал и ел без аппетита долгие месяцы, а глаза у него загорались лишь от ненависти в те моменты, когда он мог всадить пулю в фашиста. Рядовые или офицеры были перед ним, для него не было разницы, все виновны в том, что напали на его Родину и творят здесь страшные зверства, на которые даже дикие животные не способны.
Чтобы не досаждать командиру, а еще и самому не рассказывать, как обезвредил немецкого минометчика, танкист спустился на борт пониже. Он уселся так, чтобы башня стала опорой для спины, накинул сверху брезент и ушел в свои мысли. Перед глазами снова мелькнуло оскаленное лицо немца, который кинулся на него с явным намерением – убить. От страшных воспоминаний он заворочался, завздыхал, но тут горячий язык лизнул в щеку, на бок навалилось теплое собачье брюхо, и ему стало легче. Верная Норка в который раз за сегодняшнюю ночь помогла ему, утешила и поддержала. Недаром Тася ее так любит, настоящий друг, верный и преданный.
От громкого собачьего сопения Колька отвлекся от дороги и запахов еды, прошептал на ухо Норке, обещая сюрприз для хозяйки и нее самой. А потом незаметно задремал. Очнулся парень от легкого тычка Логунова в бок, тот вылез на броню немного размяться после марша, пока командир докладывал о прибытии саперов:
– Ну караульщик, тебя самого украдут, ты и не заметишь. Николай, бодрись давай. – И он сыпанул парню пригоршню снежка за воротник фуфайки. Сам тоже схватил полные ладони пушистого снега и растер лицо.
– Ух, хорошо, тоже чуть носом не заклевал. Еще вахту до утра нести на повороте, где батарею подбили. Время четыре, через два часа солнце встанет и на отдых можно отправляться. А пока давай просыпайся, на наблюдение встанешь.
Логунов взлохматил названному сыну отросшие пряди, похлопал Норку, пригревшуюся под брезентом, и снова полез внутрь на место водителя. Еще пару часов провели они на перекрестке, укрывшись за поворотом от обзора с главной дороги. Бочкина засыпали вопросами Руслан и Бабенко, что добрались вместе с отремонтированным танком до перекрестка. Но тот отмалчивался, лишь скупо давал односложные ответы. А уже через полчаса разговоры начали стихать, все устали после долгой ночи, силы у танкистов стремительно заканчивались.