Колька кивал в ответ, хоть и был тон у Логунова назидательным, парень понимал, что тот всем сердцем переживает за приемного сына и не хочет отпускать его на рисковую вылазку. Раньше он огрызался на его вечные замечания и поучения, только на войне понял, что так дядя Вася выражает свою заботу о нем. В отеческом тревожном ворчании.
«Тридцатьчетверка», поднимая снежные вихри вокруг гусеницы, вылетела из-за поворота, не притормаживая, проскользнула по краю дороги, на секунду замедлила движение и пошла дальше ровным ходом по темной дороге. За ту неприметную заминку Колька успел спрыгнуть с танка и рухнуть в примятый снег борозды вдоль дороги. За ним безмолвно прыгнула собака.
– Норка, лежать, лежать. Ползи! – прошептал Коля, и понятливое животное задвигало лапами, поползло на брюхе в глубину заснеженной окраины. – Мины, ищи, Норка, ищи.
Нос у животного задвигался, она с сосредоточенным любопытством принялась крутить мордой, тыкаясь в снежную шубу вокруг. Залп! Граната просвистела над дорогой вслед уезжающей машине и грохнула огненным шаром, осветив на секунду черную корму. Колька, воспользовавшись тем, что стрелок попытался снова открыть огонь по огромной цели, приподнял голову и проследил траекторию.
– Туда, Норка, туда ползи.
Собака проследила взглядом направление, куда ткнул пальцем Бочкин, и активно задвигала лапами. Следом за ней запетлял Николай, старательно вжимая в снег голову и бедра. Метр за метром они обогнули по широкой дуге точку, откуда летели гранаты, и теперь оказались за спиной у немца. Теперь стало видно, что тот укрылся за самодельной стеной из снега, словно в снежной крепости, и теперь крутил головой, высматривая, когда русский танк вернется обратно. Коля был уже на расстоянии пяти метров, когда немец, вдруг заслышав скрип снега за спиной, стремительно обернулся. Бочкин наставил на черный силуэт «ППШ» и нажал на спусковой крючок, но вместо выстрелов раздались лишь сухие щелчки. Оружие было разряжено, он израсходовал весь барабанный магазин из семидесяти одного патрона на немецкий бронетранспортер, спасая Тасю, и совсем позабыл зарядить новые пули.
Немец, поняв, что Колька безоружен, выпрямился в полный рост. Теперь под лунным светом без тени укрытия стало хорошо видно его лицо и форму. Немецкий офицер с витыми погонами на теплой шинели ухмыльнулся и выставил вперед руку с пистолетом. Выстрел! Колька крутанулся изо всех сил прямо фашисту под ноги, выкинув вперед тяжелый приклад пистолета-пулемета. Пуля из маузера прошла мимо, чиркнув где-то над плечом. От удара офицер завыл и рухнул всем весом тяжелого длинного тела прямо на парня. Перед глазами у Коли мелькнуло оскаленное лицо, искаженное ненавистью. Немец откинул голову и потом резко с размаху ударил лбом в нос танкисту. От боли из глаз у Кольки посыпались искры. Он, позабыв об осторожности, о советах Логунова и о минах вокруг, с рычанием вскинулся, крутанулся так, что фашист оказался под ним, и со всей силы врезал кулаком в перекошенную ненавистную рожу. Удар, еще удар! На, получай! Офицер вывернулся и, спасаясь от кулаков Бочкина, тяжело дыша и нелепо загребая длинными руками, пополз к длинной винтовке с насадкой для стрельбы гранатами.
– Стой, урод, я не закончил с тобой!
Бочкин был вне себя от ярости. Для него немецкий офицер был воплощением всей армии вермахта, такой же упрямой, кровожадной, готовой вести бессмысленную войну, даже понимая, что шансов на победу нет. Николай прыгнул и рухнул на противника, ударил его коленом в пах, а прикладом по лицу, так что брызги крови разлетелись во все стороны. Немец заскулил от боли и заюлил всем телом, снова пытаясь вырваться. Но Николай опять ударил прямо в кровавое месиво, в которое превратилось лицо фашиста.
– Я тебе устрою, покажу тебе, как русские дерутся! – орал он в гневе, нанося все новые и новые удары.
Мелькнула длинная рука, немецкий офицер торжествующе вскинул руку с гранатой, где уже не было спусковой скобы. Но Колька отскочил в сторону, пинком выбил гранату из ослабевших пальцев, так что она пролетела в сторону и грохнула там огненным фонтаном. Не помня себя, Бочкин резким движением схватил гранатомет, что валялся в стороне, отброшенный ими во время драки. Навел заряженное новым снарядом тяжелое оружие на черную фигуру перед собой и нажал на спуск.
– Получай!
От выстрела немец с истошным криком выгнулся дугой, и тут же граната будто вспухла, образовав черное облачко с красными кусками плоти. Половину тела немецкого офицера разор– вало на части. Бочкин, спасаясь от вспышки и летящих осколков, рухнул в ближайший сугроб, прикрыв собой Норку. По спине прошелся будто дождь из горячих капель, гранатные осколки впивались в толстую прокладку куртки, превращая ее в изрезанные лохмотья. Когда с тихим шуршанием смертоносный ливень опал в снег, Бочкин повернулся к своему врагу. Немец лежал лицом вверх, вместо нижней части тела у него осталась жуткая кровавая каша из костей и ошметков тела. Колька сплюнул в его сторону:
– Успокоился! А то устроил тут!