Танец любви

Пашке это было выгодно. Он давно уже нацеливался сачкануть. Во всяком случае, Пашка к этому был приспособлен. А поскольку случай выпал, он даже порозовел от удовольствия. Давно хотелось Скобелеву побывать в офицерской столовой: как-никак, а любопытно! Ведь там уж наверняка лучше, чем у них!

Офицерская столовая была рядом, и Пашка, не задумываясь о последствиях, легко проскользнул в открытую дверь.

Ничего особого он там не приметил — столовая как столовая: хватай поднос, выбирай закуску, первое, второе и компот, если деньги водятся. Пашка так и сделал: салатик из огурчиков, борщ, мясо с картошечкой жареной…

Выбросив два рубля, Пашка домовито и по-хозяйски сел за чистый столик в углу и, ощутив приятный хруст огурчиков, настроился на душевный обед…

— Приятного аппетита, суворовец Скобелев. — Огурчики так и застряли во рту Пашки. Родной, басовитый голос ротного, майора Шестопала. Стоял он над ним и язвительно, предательски улыбался. — Приятного, конечно, аппетита, суворовец Скобелев, но… извольте три наряда вне очереди.

Пашка Скобелев чуть не подавился огурцом: и надо же такое!

— А что, товарищ майор, нельзя?

Но майор Шестопал уже отошел от него и теперь разговаривал с другим офицером у входа в зал. Скобелев уже не ел, а мучился. Наконец, кое-как закончив трапезу, он подождал, пока уйдут офицеры, и вышел на улицу. На крыльце столкнулся с немного удивленным Денисом Парамоновым.

— Там что, в офицерской, вкусно?!

Пашка скорчил ужасную морду.

— Еще бы! Так вкусно, что обратно все лезет! Понял, балда! Три наряда… и ни копейки больше!

Денис понимающе засмеялся…

— А ты думал, офицеры тебя там пряниками одарят? Болван, и не лечишься!

Но для Пашки Скобелева все лишь только начиналось. Прапорщик Соловьев слово сдержал — принимая работу, он аккуратненько вынул из кармана платочек и улыбчиво сказал:

— В здоровом теле — здоровый дух! В глупом теле, суворовец Скобелев, и дух — ужасный… Ну, посмотрим, как ты поработал?

— Товарищ прапорщик, я что — нанялся?

— Мы здесь все — не нанялись… Долг, служба!

Прапорщик сожалеюще взглянул на Пашку, затем на орудие и покачал головой:

— Нет, Скобелев, так не пойдет. Придется потрудиться… Когда приводишь в порядок оружие, старайся, Скобелев, думать о тех людях — фронтовиках, руки которых прикасались к этому орудию… Вот тогда, пожалуй, и произойдет духовное самообогащение.

«И какой меня черт понес в эту столовую!» — подумал Пашка.

Скорбным взглядом он обвел стоящие на площадке орудия. Чего там! Пушки старые, времен Отечественной войны, давно списаны — а ты вот ишачь здесь и думай о душевном самообогащении…

Пашка Скобелев тяжело присел на лафет, осклабился:

— На, выкуси, птица нелетная… Хоть человек и произошел от обезьяны, но я тебе, черт дырявый, — не обезьяна!..

Ребята втихомолку посмеивались над Скобелевым и этим еще больше злили Пашку. Но день шел вперед, как и все в этой жизни. И стоило Пашке вернуться в роту, как водоворот ротной жизни снова захватил его. Тем более была новость: из госпиталя вернулся майор Лошкарев. Окруженный любопытными из второго взвода, он неохотно рассказывал о скучных днях госпитальной жизни.

— Спасали книги, — вздыхал майор. — Потому я вам и вбиваю: читайте, пока не поздно. Пропадет охота — умрете со скуки.

Все дружно засмеялись и сразу вспомнили ротного: стоило тому увидеть суворовца с каким-нибудь толстым романом, как тут же лицо его покрывалось пятнами — другое дело с учебником!.. Не потому ли многие, особо хитроватые, носили с собой учебник, как спасательный круг — вот, мол, смотрите: где бы я ни был, а учебник со мной…

Как-то полковник Юферов, поймав такого горе-ученика за бездельем, возмутился:

— Ишь ты, голь на выдумки хитра, — и запретил просто так шляться по училищу с учебниками…

Майор Лошкарев, несмотря на болезнь, выглядел посвежевшим и соскучившимся. Ребята липли с разговорами.

Неожиданно пришел майор Шестопал, приветливо поздоровался и увел взводного в канцелярию.

Саня Вербицкий сострил:

— Ну вот, наш ротный опять запел фальцетом.

Насторожившиеся суворовцы словно чего-то ждали, и странное предчувствие мальчишек оправдалось: через какое-то время майор Лошкарев резко вышел из канцелярии и с возбужденным лицом пошел по лестнице вниз…

— Братва, — сипловато прокашлялся Миша Горлов, — а наш ротный Лошкарева к стенке ставит. Не иначе, как роет яму. Это факт.

Димка Разин подтолкнул Глеба Сухомлинова.

— А зачем ему Лошкарев? Ему по сердцу Серый. Видимо, мало тот ему… навалил.

Глеб удивился, словно это был и не Димка.

— Растешь, Димон, — сказал он вяло, думая о том, что горячность ребят поспешна. Хотя, черт знает, поведение ротного в последнее время было непредсказуемо…

Перед построением на самоподготовку у взвода неожиданно поднялось настроение. Сцена с Лошкаревым подхлестнула пацанов — хотелось какого-то неудержимого действия, тем более в приевшейся, регламентированной жизни даже неприятности встряхивали, зажигали заскучавшую душу…

Суворовцы второго взвода твердо решили: майора Лошкарева ротному на съедение не отдадут.