Танец любви

Эти дни Димка замкнулся, не звонил Маше и, крутясь возле Глеба, толкал идею создать настоящую мужскую дружбу из кадетов. Он и название придумал — «Троянда»…

— Это, по-моему, по-украински цветок, — говорил он мечтательно. — Конечно, чтобы была клятва верности. Поклялись — и навсегда, пока живы…

— Детская романтика для тех, кто еще под стол пешком ходит, — пожимал плечами повзрослевший Саня Вербицкий. — Я за дружбу, но не на крови…

Глеб Сухомлинов не против Димкиной затеи — собственно, Димка и Саня без клятвы давно стали для него близкими, — но если Димка хочет клятвы, да ради Бога!.. Правда, в роте уже многие клялись и, конечно, после этого записывались в одно училище — как же иначе!

Командир роты майор Шестопал после неприятных дней был сдержаннее, но и он не выдержал:

— Дружба дружбой, а табачок врозь. Есть же принципы, по которым идет распределение. Система баллов…

Глеб, Димка и Саня пока шли в разные училища. Это очень волновало и огорчало Димку. Он пошел бы с Глебом — и баллы были, — но жали родители, они, как назло, зацепились за военного юриста. В душе Димка, несмотря на все свои желания, гордился этим выбором: можно козырнуть перед ребятами. И все было бы хорошо, если б не Костя Шариков. Шарик в последнее время обнаглел и всегда задирался.

— Какой ты юрист — чмо!

Димку бесил Шариков. Но поделать он с ним ничего не мог. Подбросит подлость — и след его простыл. Шарик, хитрая бестия, всегда выбирал моменты, когда Димке было особенно больно. При словах «а ты чмо» Димка бледнел и трясся, покрываясь потом, что раньше с ним бывало редко — он скорее мог снести обиду, чем вскипеть.

Но тут Димка налетел на Шарикова и, повалив его на асфальт, стал изо всех сил колошматить ногами.

— Атас, братцы!..

Увидев драку в окно казармы, ротный выбежал на плац. Но первым подоспел Мишка Горлов, который, оттянув Димку, властно сказал:

— Успокойся, Димон. Он не стоит этого.

Шарик быстро исчез в подворотне.

Майор Шестопал, расставив сильные ноги морского пехотинца, крепким телом прирос к плацу. Он сверлил уничтожающим взглядом Разина…

— Мне это надоело. Для профилактики надо кое-кого и отчислить.

36

В эти дни в роте было тихо и как никогда привольно. Ребята, похоже, правы: никто не собирался ворошить старое — все хотели мира и спокойствия. Ротный, майор Шестопал, даже забыл о Димке Разине. По поводу драки его никто не вызывал, да, как видно, и не собирался вызывать. Значит, обошлось. На Костю же Шарика цыкнули, и он присмирел, преданными собачьими глазенками поглядывая на Пашку Скобелева. Хотя ясно было, что Скобелев до сих пор никак не мог подавить в себе недружелюбие к Димке.

Интриганство Пашки чувствовал и командир роты. Однажды заметив, как Скобелев в строю держит руки в карманах, он приказал ему выйти из строя, но отчитывать его особо не стал, хотя на подленький его характер намекнул:

— Изворотливое у тебя нутро, суворовец Скобелев. Трудно в нем разобраться. Но разберемся…

Потом, правда, Пашка смущенно ходил к ротному в канцелярию: мол, товарищ майор, зачем вы обо мне так нехорошо подумали?

Майор Шестопал, воззрившись на суворовца, так и не понял его визита. Или сделал вид, что не понял.

— Ладно, гуляй, Скобелев. Придет день, разберемся…

Но царившая тихомань длилась недолго. Уже на уроке английского Пашка Скобелев ущипнул соседа Дениса Парамонова за ногу, и тот, подскочив от боли, истошно заорал на весь класс:

— Свинья!..

Англичанка хотела что-то сказать, но поперхнулась. Краска залила ее лицо.

— Суворовец Парамонов!

Денис, конечно, встал, виновато опустив голову. Англичанка строго повела бровями.

— Так неприлично, суворовец Парамонов.

Парамонов, с длинной худой шеей, стоял недвижимо как истукан — не добьешься слова.

— Так неприлично, — повторила англичанка. — Надо в конце концов учиться себя вести.

И она долго размышляла вслух о неприличностях: о том, что нельзя грызть ногти, рваться в дверь, если тебе не предлагают проходить дальше, говорить непотребные слова, подобные тому, что выпалил Парамонов… Она говорила о том, что ни диплом, ни звание, ни чин не возместят недостатков в знании правил приличия.

Как ни надеялся Денис Парамонов на англичанку, но ротному она все же его «заложила».

Майор Шестопал усмехнулся:

— Три неувольнения, товарищ суворовец.

— Это не по уставу, товарищ майор, — робко пропищал Денис Парамонов. — По уставу можно лишить очередного увольнения.

— Ну, так лишаю очередного, — засмеялся Шестопал. — Между прочим, Скобелев, наверно, пойдет в увольнение. Совершенно не суворовская привычка выгораживать… подлеца.

Но уж Денис-то Парамонов знал «суворовские привычки».

— Разберемся, — буркнул Шестопал и спокойно повернулся к Макару Лозе, вошедшему в канцелярию.

— Где был?

— Звонил, товарищ майор.

— Почему ты звонил?

— Как по чему? По телефону.

— Знамо по телефону, но время-то самоподготовки! — озверел ротный.

Умение жить-вертеться у суворовцев всегда в ходу. Это, как говорится, обычная суворовская тактика…