Танец любви

— Вот что, суворовец Разин. Напишите настоящее письмо матери. И покажите мне.

Димка Разин глубоко вздохнул.

Тем временем Шестопал окликнул Дениса Парамонова.

— Товарищ суворовец?!

— Я? — откликнулся Денис, повернувшись к ротному.

— Да, вы! А ну-ка вернитесь!

Над ротой нависла гроза. Нет, на улице небо голубое, с маленькими редкими перистыми облаками. Там стояли ровные декабрьские дни, а вот в роте уже сверкали молнии…

Издавна в суворовских училищах повелась негласная ненависть к стукачам. Ребят, которые хоть в чем-то замарали себя, ждало всеобщее презрение. Стукачей наказывали по-разному. Им объявляли бойкот. Их били втемную. Их обливали туалетными помоями, что было особенно распространено.

Говорят, что традиция борьбы с фискалами идет еще от кадетских училищ, где, бывало, даже целое училище третировало стукача, не говоря с ним ни слова…

Началось все со второго взвода. В канцелярию почему-то вызвали Макара Лозу. Может быть, неуклюжий здоровяк не отличался особой психологической защитой и мог проговориться. Сначала с ним по душам разговаривал майор Лошкарев. Но несмотря на афганскую притягательность офицера, Макар не оказался телком, тем более, наивный, добродушный парень многого, о чем шел разговор, просто не знал, да и полным дураком Макар Лоза тоже не был.

Всем стало ясно: идет утечка информации и пацаны «влипли».

Методу ротного, вполне отработанную, все в общем-то знали: начиналось вокруг да около, с тех, кто меньше всего виноват, а потом в орбиту втягивались главные — те, на кого грешили, — и узел сам по себе легко затягивался.

После Лошкарева ввели тяжелую артиллерию: самого командира роты. Он грозил Макару исключением из училища и, как говорится, довел добродушного увальня до истерики. Макар Лоза разволновался, вскипел и заорал на ротного:

— Исключай, но я не холуй тебе и не сука!

Майор Шестопал похолодел, но сразу отстал от Макара, видимо, поняв, что с ним каши не сваришь, а беды наживешь еще больше. Он отпустил его с миром, приказав лишь сходить в санчасть и выпить там валерьянки. В другой раз без двух-трех неувольнений не обошлось бы, а тут ротный словно и забыл про наказание…

В канцелярию вызывали по очереди, одного за другим, и, кроме того, в эту неделю лишили роту дискотеки, пока, как сказал Шестопал, не будет ясна картина…

Пацаны не на шутку заволновались. Всем стало ясно, что сбить ротного с панталыку не удастся, так как он уже имел весьма интересную информацию, в том числе о тайных вечеринках у мадам Софьи. Особенно это стало ясно после того, как, покрутив пальцем у виска, он недвусмысленно намекнул Саньке Вербицкому:

— Если ты дурак, Вербицкий, лечись. А если голова на плечах — говори по совести.

И хотя Вербицкий притворился глуховатым и даже попытался отпарировать слова ротного — мол, времена сталинские прошли, — ему стало ясно: грозовые тучи сгущаются. Да и ротный улыбался как-то вымученно, что не предвещало ничего хорошего.

У Димки Разина вообще коленки ходили ходуном, когда его вызвал ротный. Он почему-то больше всего боялся, что ребята не доверяют ему — может быть, потому, что снова обострились отношения с Пашкой Скобелевым. А Скобель — человек агрессивный и мстительный, он кого хочешь настроит… Тем более в разбирательстве выяснилось, что кто-то из суворовцев продал местным металлистам аксельбанты. Кто — командир роты держал в секрете, но сам этот факт, конечно, всех взбудоражил.

— Ну что, Разин. Жизнь — штука скверная, но прожить ее надо, как говорил Николай Островский, достойно. Чтобы не было мучительно стыдно…

Узкие глаза ротного смотрели испытующе, словно он-то знал, чье мясо съела кошка. После нескольких ничего не значащих вопросов, майор Шестопал вдруг мягко, даже дружески, положил руку Димке на плечо и сказал:

— Она что, мадам Софья, любвеобильна?

Дрожь в коленках у Димки прошла. Он беззлобно сказал:

— Вы, наверно, думаете, что я фискал или стукач. Глубоко ошибаетесь, товарищ майор. Если у вас есть право, можете исключить из училища.

Майор Шестопал поморщился. Пока стояла безмолвная пауза, он медленно жевал губами. Ротный переборол себя, усмехнулся:

— Вы, суворовец Разин, строите из себя интеллигентного парня. Но душонка у вас с гнильцой. Один провинциальный шик. Идите.

И он демонстративно отвернулся от Разина.

32

Утром, когда роте объявили подъем и ребята с еще сонными лицами приходили в себя, дежурный по роте первым увидел над койкой Карсавина, что стояла особняком в углу, жирную дохлую крысу. Она была привязана шнурками от ботинок за хвост и медленно покачивалась от дуновения ветерка, сквозившего в открытую форточку. Онемевший дежурный застыл с открытым ртом, дыша, словно рыба, выброшенная на песок… Сам же Карсавин, бодро вскочив, не сразу заметил крысу, хотя она и висела прямо над головой, но повернувшись и задев ее, страшно испугался и мертвецки побелел, покрывшись капельками пота…

Взвод шумел в предутренней сутолоке, еще не ведая о случившемся.