Танец любви

День складывался совсем непонятный: сырой и серый… Да и мысли в голове были серые и блеклые, как сам день — ударила глупая оттепель, и весь плац покрылся такой вязкой грязью, что брюки до колен были в ошметках. Зайдешь в казарму, а дневальный чуть ли не матом:

— Куда прешься, баран! Посмотри на ноги сначала…

Четыре часа Димка честно нес свою вахту на посудомойке.

Клубами валил пар, и чистые стопы тарелок едва умещались на подносах. Красные, как сосиски, пальцы, распаренные от горячей воды, едва слушались. Еще какие-то мысли роились в голове, но усталость полностью овладевала им — наступало состояние невесомой бездумности. Еще полчаса такой работы — и одеревеневшие ноги не выдержат и Димка свалится на мокрый, бетонный пол…

Обстановку разрядил Вербицкий. Саня принес парную картошку и кусок мяса. Еда показалась как никогда вкусной. Ели с жаром, молча посыпая солью и запивая холодной водой из-под крана.

Вербицкий тоже устал и, развалившись у дверей на полу, где было сухо, закрыв глаза и вытянув костлявые руки, медленно повторял одну и ту же фразу:

— Господи, да помоги кадету выжить!

Димка сел рядом на корточки, печально сказал:

— А сегодня, Саня, дискотека.

— Какая там дискотека! Ты видел Шпалу? Злой, как кабан из Беловежской пущи. Какая уж там дискотека!

Зашел суворовец, напарник Сани по залу.

— Ну вот, отмаялись… Кажется, все.

— Чего там, счастливые люди, — выдохнул Саня, все еще лежа на полу, — а самые счастливые люди те, кто стремится достичь какой-нибудь достойной цели… Да! Прорваться на дискотеку, когда ноги уже не слушаются, разве недостойная цель?!

Бывало, когда нарастающее напряжение в роте снималось самым неожиданным способом. На этот раз всех развлекли братья Парамоновы. Кажется, у Тараса с Денисом был день рождения. Родственники и знакомые натаскали столько вкуснятины, что Тарас даже не ходил в столовую. Перепало и брательнику, но тот свою долю быстренько разделил с приятелями, в то время как младший свое надежно спрятал в тумбочке.

Никто не мог и подумать раньше, что Тарас такой жадина. Он втихомолку грыз яблоки и ходил по двору училища с кульком, набитым конфетами. Близкие ребята, конечно, обиделись, посчитав его жмотом, но никаких действий против него не предпринимали. А вот Денис прямо-таки из себя вышел. Попросив у брата жратвы и получив отказ, он, обиженный, подговорил мальцов и вместе с ними, когда Тарас спал, потихоньку подняли на руках тумбочку, в которой лежал неприкосновенный запас брата, и аккуратно перенесли ее в безопасное для себя место. Как говорится, устроили всеобщую «жратву», после чего в тумбочку, на место вкуснятины, подложили записку: «Господь Бог велел делить на всех. А кто не послушается его, тот превратится в жабу».

Тумбочку осторожно поставили на место. Тарас, проснувшись, привычным движением сунул руку с надеждой что-нибудь погрызть… но там было пусто.

Любителей погрызть втихомолку в роте звали «грызунами» и страшно не любили, тем не менее этот род грызунов вывести так и не удавалось. Пашка Скобелев говаривал, что в суворовце все это от Сатаны…

Между братьями произошла ссора. Обозленный Тарас бросился драться, но Денис в ответ сильно толкнул его, и тот завалился за койку.

Едва разняли братьев. Командир роты наказал старшего Парамонова и пригрозил всех лишить дискотеки.

— Всегда так, ротному хоть за что-нибудь бы, да зацепиться, — буркнул Тигранян. — Вот так, накрылась наша поездка к девочкам.

Поездка к девочкам обычно приурочивалась к пятнице: в субботу многие уходили в увольнение. Шестопал ходил с невозмутимым видом, показывая, что ему все равно. Ребята мучились. Если еще и эта пятница пропадет — тогда, брат, совсем скиснешь! Тем более, девочки педучилища были не только смазливы, но и разворотисты: к приезду суворовцев они обычно накрывали стол. Все, от винегрета до пирогов (пальчики оближешь!) было приготовлено собственными руками.

Вербицкий и Разин пришли с наряда. Майор Шестопал вышел из канцелярии и, встретившись с ними, хитро прищурился:

— Ну что, Вербицкий?! Ноги еще пляшут?

Вербицкий с прищуром, плутовски, вкрадчиво сказал:

— Чего там, товарищ майор. Душа настроилась на самоподготовку.

Длинный, суховатый Шестопал передернул плечом.

— Ладно уж, — проговорил он с кроткой улыбкой, — скажи дежурному: кто едет в педучилище, пусть строится…

Рота пришла в движение, заволновалась. Сбивая друг друга, суворовцы в умывальнике лезли к зеркалу, мочили водой непослушные вихры и тут же, хотя и не разрешалось, чистили обувь… Дневальный орал благим матом, что он после них убирать не собирается и потому кое-кому испортит вечер, но никто дневального всерьез не принимал. Все были заняты наведением кадетского лоска…

Вербицкий едва успел к автобусу. Ему заняли место Глеб и Димка.

— Братва, — крикнул Саня, захлебываясь в азарте, — у меня родилась идея. Чего-нибудь она да стоит!