Танец любви

— Не трави душу, — тяжеловато осклабился Макар Лоза.

— Тебе-то что, Макар! — хохотнули рядом. — Ты «качок»! Одним словом — в десантники. Там была бы масса!

31

Мадам Софья была на несколько лет старше своих подруг и гордилась тем, что потеряла девственность благодаря суворовцам. Тогда она еще училась в восьмом классе и мечтала с подругой поступить в медучилище. Подруга и посвятила ее в «тайны» половых отношений. Софья тогда еще не была «мадам» и быстро согласилась на предложение подруги.

И вот как-то в школу, когда они остались на кружок биологии, пришел суворовец — высокий, плотный, с озорными карими глазами. Софья глянула — и обомлела. Влюбилась сразу. Разве можно сравнить с их корявой мелкотней — носятся по коридорам, как дураки, никакого соображения.

А этот — богатырь, да и форма по нему: одно слово, суворовец! Говорливый, убаюкивающий. Пока она с ним стояла, подруга нашла в дежурке ключ от пионерской комнаты, приободрила:

— Главное, девка, не трусь! Сразу, как в омут…

Они закрылись в пионерской.

— Как? Так или с поцелуями? — немного наивно спросила Софья.

— Давай с поцелуями, — согласился суворовец.

Они спокойненько разделись и стали целоваться. Это был не сон — и Софья, впервые ощутившая понравившегося парня, вдруг почувствовала такую свободу и страсть, что суворовец даже удивился:

— А говорили — целочка!

— Дурак, я люблю тебя!

Произошло все по-скотски, на полу, на каких-то плакатах о «счастливом детстве», но было так здорово и так сладко, что потом на вопрос подруги, было ли больно, Софья едва вспомнила про эту боль…

В другой раз суворовец приходил с другом. И с друзьями приходил. Но Софья уже училась в медучилище, где к ней и прилипла кличка Мадам.

Девочки, Анфиса Рублева и Регина Стаханова, были теперь ее закадычными подружками. После праздника долго не встречались, хотя Анфиса и Регина не раз бывали на ротных дискотеках. Наконец-то выпала суббота, у суворовцев увольнение, и Анфиса, командовавшая теперь парадом, опять притащила мальчиков к мадам Софье. Конечно, как всегда, баламут Вербицкий и сладкоежка Карсавин, который снова обхаживал Анфису. На этот раз с ними поехали Макар Лоза и Антон Муравьев. «Замка» взяли с неохотой, он умолял, что не подведет, ибо истосковался по девичьему телу. И Макар, и Антон, хоть и здоровые как быки, да в этом деликатном деле тупые и глупые. Невинностью от них несло за километр — котята!

Однако новички девочкам понравились — сильные. Кроме того, после наливочки мадам Софьи развязалась смелость, и Анфиса предложила сыграть в «ромашку». Игра притягательная, школьная — сколько глупых, наивных мальчишек и девочек ее прошли! А тут на пацанов налетело такое буйство, что девочки ахнули от кадетской сноровки…

Заместитель начальника училища полковник Юферов вызывал к себе майора Шестопала и, видимо, сделал ротному втык по первое число. Оно и понятно: раньше мало кто уходил из училища сам — отчисляли за проступки, а если и уходили, то по сугубо бытовым причинам, без скандалов и дрязг. А то, глядишь, и медкомиссию сделают… По крайней мере, престиж училища не страдал…

И вдруг нашелся суворовец, который заявил, что он уходит из училища потому, что ротный давит на его интеллект.

— Не нравится, бери вещмешок и вон за ворота… — хрипло кричал майор Шестопал на суворовца, который нагловато смотрел ему в лицо.

Эта дерзость, пожалуй, еще сильнее взбесила ротного. А тут еще взводный доложил о самоволке Димки Разина. Шестопал вообще вышел из себя. Опять Разин? Он приказал найти суворовца. Покрасневший и солидно испугавшийся Димка Разин стоял навытяжку перед ротным, потеряв дар речи.

— Вот что, дружок… — Майор Шестопал крупными шагами колесил по канцелярии. — Вот здесь садись за стол и пиши письмо мамаше, пусть она знает, что ее оболтус вечерами вместо самоподготовки в парке девок щупает…

— Да не щупал, товарищ майор…

— Ну лясы точил. А ротный, мол, на интеллект давит. Пиши…

Димка Разин послушно засел за письмо матери. И писал он о том, что в последнее время у него хромает дисциплина, совсем плохая, как говорит командир роты. И ротный, которого он очень любит, уже не первый раз наказывает его неувольнением.

— Ну что, написал? — строго потребовал ротный.

Димка простодушно протянул письмо.

— Ладно. Читай.

Димка, немного запинаясь, стал читать, и ротный, изумленный текстом, смеялся от души, схватившись за живот и вытаращив глаза.

— Как ты это здорово?! Здорово, подлец! Ротного, майора Шестопала, очень люблю, это мой любимый, самый любимый командир…

Не успел Димка как-то опомниться, прийти в себя от громкого смеха ротного, как тот перестал смеяться, изменившись в лице и голосе.

— Вот что, Разин, хватит дурачка валять. Ты что, комедию играешь? Так вот, я добавляю еще одно неувольнение. Актер дешевый!..

Майор Шестопал резко хлопнул дверью канцелярии, оставив Димку с грустными мыслями и письмом. Разин пожал плечами, смял листок и, сунув его в карман, пошел вслед за майором. Ротный картинно стоял в коридоре, ястребиным взглядом ощупывая пространство перед собой в поисках подходящей жертвы.